Пусть толпой продиктованы финиши/старты, Ты витай в облаках слишком близко у к(Рая) Только города старого нет уж на картах, Но есть те, о которых мечтаешь, читая. (с)
Сходила поиграть на модао (и не только) ШВ. На дайри это был мой первый фест за почти год и я, пожалуй, отвыкла вообще от командных игр и фестовых форматов. И, наверное, в прицнипе мне стало ближе писать для себя, когда идея появляется и ты по факту ее исполняешь, не опираясь на дедлайны, желание угодить и не надеясь особо на фидбек. Хотя вспомнить какого это - играть в фестовом формате и с командой, было достаточно интересно. Да и с командой очень повезло, все оказались невозможными и очень вдохновляющими котиками. Да и фидбек все же был. Это приятно порадовало.
С реалиями древнего китая я, пожалуй, еще долго буду на Вы. Сложно с тонкостями, сложно выдержать диалоги так, чтобы они смотрелись гармонично, создать атмосферу. А имена просто выебали меня в мозг со всеми этими иероглифами, которые нельзя употреблять без фамилии, ибо он только один, но с фамилий пвп превращается в ученическое пособие по ебле, а с ласковым "А" пестрит, как домашний халат моей бабули. Но в любом случае интересно все это изучать, узнавать что-то новое и учиться писать. Хотя я, пожалуй, немного недовольна работой, которую принесла. Во-первых все из-за тех же имен и того, что слишком поздно узнала о том, как все же верно будет писать их, от того текст и пестрил именами. А во-вторых из-за того, что скопилась реаловая усталость а после всех правок замылился глаз, и я так и не смогла ощутить текст полностью. Но не страшно. Буду работать над собой, своими текстами и стараться быть лучше.
Название: Немного заботы Персонажи: Лань Сичэнь/Цзинь Гуанъяо Категория:слэш Рейтинг: NC-17 Тип: авторский фик Жанр: романтика, PWP Размер: 1704 Саммари: В Благоуханном дворце они с Яо сейчас совершенно одни — отпускать всех слуг, когда глава Лань приезжает в Ланьлин, стало привычкой, поэтому Сичэнь не беспокоится, что их могут прервать
читать дальше— Ты же знаешь, что я могу сделать это сам?
— Знаю.
— И?
— И я помогу тебе. Потому что хочу этого, А-Яо.
Руки Гуанъяо перестают касаться маозцы и опускаются вниз. Лань Сичэнь сам стягивает шапку, убирая ее на столик, и, мягко касаясь пальцами щеки, отводит упавшие на лицо Гуанъяо пряди. У Гуанъяо взгляд прямой и открытый, а в уголках губ притаилась улыбка — Лань Сичэнь касается их взглядом лишь на миг и встает за его спиной, проводит руками по талии, обнимая, и ослабляет пояс, держащий ханьфу. Он знает, что Гуанъяо вполне может раздеться сам или попросить помощи у слуг, но позволять этого Лань Сичэнь не хочет.
— Эргэ слишком заботлив. Мне бы не хотелось утруждать тебя.
Его слова звучат убедительно, и Лань Сичэнь мог бы поверить в них, если бы не притаившиеся на дне глаз смешинки, которые выдают Гуанъяо с головой, стоит ему лишь посмотреть через плечо, — ни капли серьезности. Улыбка на изящных губах становится четче, а в уголках глаз собираются едва заметные лучики. В ответ Лань Сичэнь лишь качает головой и опускает руки на плечи Гуанъяо, подталкивая вглубь комнаты.
— Утруждал ли ты себя, когда в прошлом месяце, приехав в Гусу, не отходил от моей постели, пока мне не удалось избавиться от жара?
Лань Сичэнь опускается вниз, касается пальцами кромки сапога, второй рукой придерживая подошву. Гуанъяо стоит, чуть покачиваясь, и опирается на плечо, пока Лань Сичэнь стягивает с него сапоги и отставляет их в сторону. А после выпрямляется, касаясь губами лба — чуть выше красной киноварной точки. Без своей привычной обуви, в подошве которой скрыт небольшой секрет, Гуанъяо кажется еще ниже. Теперь, когда Лань Сичэнь стоит так близко к нему, когда касается его подбородка, Гуанъяо действительно приходится задрать голову, чтобы заглянуть в глаза напротив.
— Зависит от того, о каком жаре говорит эргэ. Но в любом случае, навряд ли я отвечу да.
— Тогда почему ты считаешь, будто я поступлю иначе?
Тихий смешок, что срывается с губ Гуанъяо, тонет в журчании воды. Лань Сичэнь добавляет в таз горячую воду, приготовленную предусмотрительными слугами и жестом велит Гуанъяо сесть на скамью. Он слышит, как шуршит позади ткань одежды, когда Гуанъяо послушно садится, и, отложив ковш в сторону, берет в руки таз, чтобы поставить его подле босых ног. Полумрак, царящий в покоях, разгоняет лишь дрожащее пламя свечей, и в уютной тишине Сичэню кажется, что он слышит, как плавится воск. За окном в кронах деревьев стихает ветер, и больше не раздается ни звука.
Лань Сичэнь опускается на колени.
В Благоуханном дворце они с Гуанъяо сейчас совершенно одни — отпускать всех слуг, когда глава Лань приезжает в Ланьлин, стало привычкой, поэтому Лань Сичэнь не беспокоится, что их могут прервать. Пальцы ложатся на кромку дорогой ткани, обнажают ноги до колен, и Лань Сичэнь дразняще проводит кончиками пальцев по икрам, помогая Гуанъяо опустить ноги в таз.
— Ты можешь перестать носить подобную обувь. Это пойдет на пользу твоим ногам
Ладони опускаются на колени Гуанъяо и мягко сжимают их, привлекая внимание. Лань Сичэнь заглядывает ему в глаза, с беспокойством отмечая хмурую складку между бровей. Он наверняка устал сильнее, чем показывает, и от этого Сичэню хочется отчитать его так же, как когда-то отчитывал его самого дядя, но он сдерживает себя.
Слабо улыбнувшись, Гуанъяо накрывает его руки своими.
Он не отвечает, лишь качает головой, и Лань Сичэнь знает, что это безмолвное «нет» несет в себе больше, чем любые слова. Извинение перед ним и самим собой — за отказ, и неозвученная слабость, которую Гуанъяо позволят себе показать, но не произнести. Сичэню не нужны слова, чтобы ответить, Гуанъяо они не нужны тоже, чтобы понять — Лань Сичэнь будет на его стороне, вне зависимости от его выбора.
И будет стремиться помочь всем, чем сможет, даже если Гуанъяо не захочет этого принять.
Вода остывает слишком быстро, но этого достаточно, чтобы расслабить уставшие стопы. Лань Сичэнь накрывает ноги Гуанъяо полотенцем, бережно промакивает их, стирая влагу. Проводит большим пальцем по центру стопы, ощутимо надавливая, и чувствует, как Гуанъяо вздрагивает, пытаясь отстраниться.
— Эргэ, не надо.
— Молчи.
Гуанъяо замолкает, но по телу его то и дело проходит дрожь, а с губ срываются вздохи. Аромат жасминового масла ненавязчиво витает в воздухе, когда Лань Сичэнь чуть смазывает пальцы для лучшего скольжения. Он уверенно гладит и мнет стопу, сначала одной, а после второй ноги, прежде чем коснуться губами выпирающей на щиколотке косточки.
— Что ты делаешь?
Голос у Гуанъяо чуть хриплый и низкий. Лань Сичэнь улыбается, не открывая глаз, и ведет губами ниже, касаясь внутренней стороны стопы, оставляя поцелуй прямо там, где начинается изгиб.
— Целую тебя. А на что похоже?
— Пожалуйста, не…
— Ты снова будешь просить меня не делать этого, а я снова скажу тебе, что хочу. Не трать слов впустую, Гуанъяо.
Лань Сичэнь поднимает взгляд, сразу же встречаясь со взглядом Гуанъяо. В широко распахнутых глазах растерянность мешается со страхом, а рот чуть приоткрыт в удивлении. Даже в тусклом свете свечи видно, как краска смущения заливает щеки Гуанъяо пальцы нервно сминают ткань штанов. Лань Сичэнь снова ведет губами вверх вдоль стопы, вновь касаясь косточки, прежде чем подняться выше по голени. Кожа все еще чуть влажная и источает едва уловимый цветочный аромат, но, обычно ненавязчивый, сейчас он кажется столь же острым, как и скапливающееся внутри желание. Лань Сичэнь любит, когда Гуанъяо становится таким — растерянным, открытым. Почти беззащитным, с затаившимся на дне глаз страхом и неверием, что Сичэнь действительно здесь, рядом с ним.
Ему не нужно говорить этого вслух, Лань Сичэнь и так все знает — слишком долго в его собственной душе жил страх, что все, что есть между ними — лишь его наваждение. Что Гуанъяо сбежит, исчезнет, подобно растворившейся в воздухе мелодии, стоит только Сичэню сказать о чувствах, что так долго томились внутри. Так страшно было коснуться его лица в первый раз, осторожно накрыть чужие губы своими. Будто в бреду понять, что на поцелуй отвечают — почти с таким же отчаянным желанием. Что его не отвергли и не сбежали, а приняли чувства, разделяя их на двоих.
— Не видеть и не слышать тебя, не касаться тебя так долго — тяжелая пытка, через которую пришлось пройти.
Лань Сичэнь проводит ладонями по икрам, придвигаясь ближе, тянется вперед, и они почти соприкасаются носами. Пальцы легко гладят внутреннюю сторону бедра, скользят вверх и вниз, пока Лань Сичэнь губами ловит его дыхание, все еще удерживаясь от поцелуя. Желание в глазах напротив столь явно, что Лань Сичэнь чувствует, как тяжелеет внизу живота. Холодные пальцы очерчивают овал лица, прежде чем замереть на подбородке, когда Лань Сичэнь слышит тихий голос Гуанъяо.
— Дни без тебя кажутся пустыми, а ночи холодными.
Гуанъяо вскользь касается своими губами губ Сичэня — не поцелуй даже, лишь намек на него, и Лань Сичэнь закрывает глаза.
— Сегодня ты будешь мечтать о том, чтобы все окна были открыты настежь. Я не позволю тебе замерзнуть. Обещаю.
Он не видит лица Гуанъяо, но слышит улыбку в его голосе.
— Я верю тебе.
Они целуются долго и глубоко, кусая губы друг друга и сталкиваясь языками. Гуанъяо продолжает касаться лица Сичэня, ощутимо сжимая подбородок, не давая отстраниться раньше, чем он сам позволит. Кожа у Гуанъяо, горячая и мягкая, покрывается мурашками от прохладного дуновения ветерка из-за резко разведенной в стороны рубахи. Лань Сичэнь целует шею и плечи, оглаживает ладонью грудь и живот, пачкая их остатками масла. Скамья узкая и неудобная, но дойти сейчас до кровати кажется невозможным. Поэтому Лань Сичэнь лишь накрывает его тело своим, безостановочно целуя. Он не может назвать Гуанъяо хрупким — под пальцами Лань Сичэнь чувствует твердые мышцы и ощущает, как напрягается пресс на животе, когда ладонь ласкает промежность. Но все же он гораздо меньше него и Лань Сичэнь вжимает любовника прямо в твердую поверхность, будто желая спрятать так, чтобы видеть Гуанъяо мог только он сам.
Гуанъяо стонет и выгибается навстречу, проводит рукой по своей груди, щипая и оттягивая сосок, и Лань Сичэнь, отстраняясь, видит на натянутой напряженной плотью ткани влажное пятно.
Штаны легко скользят вниз, Лань Сичэнь закидывает его ногу на свое плечо, свободной рукой нащупывая склянку с маслом. Проводит языком по внутренней стороне бедра, опускается ниже, заставляя Гуанъяо прижать колено к груди. Лань Сичэнь любит смотреть на него в такие минуты: охваченный желанием и такой открытый, принадлежащий только ему и сосредоточенный лишь на нем одном. Язык проходит по мошонке и вверх по стволу, прямиком к влажной, чуть покрасневшей головке. Лань Сичэнь кружит вокруг нее языком, слизывает горьковатую смазку, смакуя ее вкус, и касается пальцами ложбинки меж ягодиц. Надавливает, потирает пальцами вход, дразня, прежде чем толкнуться внутрь, одновременно вбирая член в рот. В протяжном стоне, сорванном с губ, Лань Сичэнь едва может разобрать свое имя. Он лижет и сосет, втягивает щеки, вбирая больше, то насаживаясь почти до самого конца, то выпуская член почти полностью, оставляя на языке лишь тяжелую головку. Гуанъяо, сначала туго сжимавший пальцы внутри себя, постепенно расслабляется, способный принять больше, и Лань Сичэнь дает ему больше, добавляя третий. Разводит их в стороны, трет изнутри чувствительные стенки, думая о том, что совсем скоро он сможет заменить пальцы своим членом.
Спутавшиеся распущенные волосы Гуанъяо касаются его лица, когда Гуанъяо приподнимается, упираясь кулаком в скамейку.
В затуманенном взгляде едва можно разобрать проблеск разума. У Гуанъяо потрескавшиеся, искусанные губы и пылающие щеки, а голос чуть хриплый, когда он произносит:
— Остановись. Я хочу чувствовать тебя внутри, когда дойду до грани.
Пальцы Гуанъяо ласково скользят по щеке, прежде чем очертить контур губ, все еще обхватывающих плоть и от этого жеста, от этого взгляда собственное возбуждение становится почти болезненным. Лань Сичэнь лишь качает головой, на мгновение отстраняясь, и позволяет себе улыбнуться.
— Позже.
И вновь берет в рот, начиная быстрее двигать пальцами. Чувствует, как Гуанъяо запускает пятерню в его волосы, сжимает крепко, почти до боли, но останавливаться Лань Сичэнь не собирается. Он помогает себе рукой, лаская пальцами мошонку, проводит по стволу и чувствует, как член во рту дергается, повторяя движение Гуанъяо. — Эргэ!
Вскрик переходит в стон и рот наполняется теплым, горьковатым семенем. Лань Сичэнь втягивает головку в горло, глотая все, что Гуанъяо может ему дать, прежде чем отстраниться и языком подцепить оставшуюся в уголке губ каплю. Он выпрямляется, и Гуанъяо, тяжело дышащий, с быстро бьющимся сердцем, тяжело приваливается к его плечу. Лань Сичэнь проводит по его волосам, обнимает свободной рукой и чувствует, что начинает улыбаться, слыша негромкий расслабленный смех.
— Я же просил тебя.
— Я не смог лишить себя удовольствия сделать тебе приятное. И не собираюсь лишать себя его этой ночью.
В глазах напротив загорается хитрый огонь, и Лань Сичэнь лишь крепче прижимает Гуанъяо к себе, когда тот накрывает его губы своими, толкаясь языком в рот. Лань Сичэнь точно знает — этот раз они проведут в постели, и он не закончится так быстро.
По голове хлопнуло давно, а искры из глаз полетели только сейчас. Да и то не искры, а так, искорки, но уже лучше, чем ничего.
Название: В Ланлине зимой теплее Пейринг, персонажи: Лань Сичэнь/ Цзинь Гуанъяо Категория:слэш Рейтинг: PG-13 Жанр: флафф, романтика Предупреждение: авторские фаноны, возможно ООС персонажей Размер: 1499 Краткое содержание: Атмосфера наводит умиротворение, в душе спокойно и тепло, а взгляд прикован к человеку напротив. Там, где огни с берега касаются реки, виднеются другие лодки, но Яо впервые за долгое время чувствует, что они остались одни. Вдалеке от суеты и обязательств там, где можно побыть самими собой и наконец-то дать волю чувствам, что так долго томятся внутри.
читать дальшеВ Ланлине зимой теплее, чем в Гусу и почти не бывает снега, но порыв ветра все же заставляет поежиться. Яо вздрагивает чувствуя, как на плечи опускаются широкие ладони.
— Чтобы ты не замерз. Идем?
Сичэнь говорит так тихо, что едва можно расслышать, но Яо удается. Кивает на вопрос, глядя в глаза чувствуя, как губы изгибаются в улыбке, а накинутая на плечи накидка согревает так же, как все еще лежащие на плечах руки.
Они выскальзывают из башни незримыми призраками, увиливают от глаз слуг и приглашенных заклинателей, минуя сияющее богатство башни Кое. Там почти все уже спят, разбредясь по покоям, но в городке у подножья башни все еще продолжается праздник. Музыка раздается издалека, вместе с приглушенным смехом и Яо, ведомый уверенной рукой сворачивает с главной дороги на тропинку, которую едва удается рассмотреть в ночи.
Пусть они и набросили на клановые одежды безликие накидки, Яо не обманывается: едва ли кто-то не узнал бы в них главу Клана Лань и Верховного Заклинателя, слишком часто жители обращаются за помощью.
Слишком часто глава Лань приезжая, остается надолго.
Когда чужие пальцы касаются ладони, Яо улыбается. Не льстивой, напускной улыбкой, отточенной для приемов и светских бесед. А искренней. Той самой, что идет изнутри, когда счастье наполняет каждую часть души. Иногда Яо кажется себе вором. Когда идет вот так среди темноты и деревьев, скрываясь от чужих глаз, но все же вовремя одергивает себя, не позволяя мыслям омрачить момент. Он не был вором. Он берет свое по праву и по праву отдает все, что может отдать единственному человеку, которого любит.
Они выходят к берегу реки: вдалеке видны огни города, бликами отражающиеся от водной глади, вместе со звездами, кажется, упавшими в нее прямиком с неба. Сичэнь не останавливается на этом, продолжает идти вдоль берега и Яо идет следом, пока оба не останавливаются возле небольшой лодки с парой весел.
— Я случайно набрел на нее в свой прошлый приезд. Не был уверен, что она все еще будет тут сейчас, но нам повезло.
Голос Сичэня приятней любой доносящейся музыки, а улыбка его красивее всех видимых звезд. Яо вновь улыбается, не сдерживая тихий смех и согласно кивает: действительно повезло.
— Я редко бываю в этих местах. Здесь красиво.
— Даже этим местам не сравниться с красотой моего А-Яо.
Яо на миг опускает глаза чувствуя, как шею обдает жаром. Смущение накатывает неожиданной, теплой волной, вместе со слишком шумным ударом сердца. Спустя годы это все еще выбивает Яо из колеи — то, какую власть имеет Сичэнь над ним, лишь одними словами способный внести смуту в мысли. Ту, о которой и сам не ведает, не понимает, насколько она велика.
— За спиной главы клана Лань я вижу лодку, но не вижу лодочника, что мог бы нас вести. Господин справится с этой задачей или это будет также сложно для него, как стирка?
Яо смотрит, чуть прищурившись, стараясь разглядеть лицо Сичэня, но тот отворачивается, не в силах сдержать неловкого смешка.
— А-Яо будет припоминать мне это всю жизнь? Я действительно всегда проигрываю в этой хитрой битве с одеждой и водой. Но мне удалось завоевать твое сердце, а значит я чего-то стою.
Сичэнь ставит лодку на воду, ступая в нее и Яо опираясь на его руку, ступает следом. Нелепо спотыкается, на миг прижимаясь к крепкому телу, почти растерянно глядя в глаза — не ослышался ли? Прежде чем отстраниться и передать Сиченю весло, несдержанно улыбаясь.
— Эти маленькие слабости делают тебя еще прекрасней и дают мне хоть немного заботиться о тебе, эргэ. Если ты выиграл свое главное сражение, то остальное оставь на меня.
— Я рад довериться моему А-Яо в том, в чем не преуспел сам. Это делает меня счастливым.
— Как меня делает счастливым эргэ.
Атмосфера наводит умиротворение, в душе спокойно и тепло, а взгляд прикован к человеку напротив. Там, где огни с берега касаются реки, виднеются другие лодки, но Яо впервые за долгое время чувствует, что они остались одни. Вдалеке от суеты и обязательств там, где можно побыть самими собой и наконец-то дать волю чувствам, что так долго томятся внутри.
— В моей жизни нет дней светлее тех, когда ты рядом. И даже когда ты далеко я смотрю на Луну и она говорит мне о том, что скоро мы непременно окажемся вместе.
— Мне достаточно одной мысли о тебе, чтобы все грусти и печали исчезли в один миг. Если бы я только мог…
Сичэнь опускает весло на дно лодки, делает шаг навстречу, пока Яо не оказывается в его руках. Яо кажется, что он чувствует тепло рук Сичэня даже через одежду, когда тот притягивает его ближе, бережно обнимая за плечи. В воздухе витают невысказанные слова, но Яо не нужно их слышать, чтобы понять, что Сичэнь имеет в виду.
— Однажды, эргэ, мечты нашего сердца сбудутся и перестанут быть лишь мечтами. Я не хочу видеть грусть в твоих глазах, когда мне так редко удается в них заглянуть.
Яо касается пальцами чужой щеки, улыбается чуть грустно, но все также открыто, не тая собственных чувств. Он говорит и понимает, что говорит то, о чем думает, о том, чего сам желает. Может не сейчас, но однажды они смогут оставить все позади. Если оба будут и дальше разделять это желание, если слова Сичэня и дальше будут касаться его души, Яо откажется от поста, от всего, к чему он шел, ради единственного человека, который всегда значил больше, чем все блага мира. Яо поднимает взгляд, который ранее успел опустить ниже, на чужие губы, вновь встречаясь со взглядом Сичэня и подается вперед, касаясь своими губами его губ, в мягком поцелуе. Сичэнь прижимает его ближе к себе, ведет ладонью между лопаток и Яо расслабляется в родных руках, пальцами путаясь в волосах на затылке.
Он отстраняется, в последний раз прижимаясь губами к губам, проводит языком по своим, будто и впрямь пытаясь уловить остаток вкуса поцелуя. Проходит взглядом по лицу напротив, стараясь ничего не упустить, стараясь запомнить, прежде чем вновь посмотреть Сиченю в глаза.
— Господин Лань, ваша лента съехала.
Яо смущен, лишь самую малость, но в груди от смущения тепло и хочется смеяться — будто бы не он виновен в том, что в идеальном виде Сичэня появился изъян.
— Будет ли А-Яо так добр помочь мне с ней?
— Эргэ, я не смею…
Вопрос выбивает мысли из головы, делая ее совсем пустой. Яо смотрит растерянно, не в силах что-то сказать или шевельнуться. Они никогда об этом говорили и Яо никогда не просил о подобном, ему всегда было достаточно того, что есть между ними.
То, что есть между ними — уже слишком много, чтобы Яо желал чего-то еще и сейчас под серьезным взглядом светлых глаз он чувствует себя пойманным в силки.
— Почему же? Смеешь. Знаешь... я давно уже должен был это сделать.
Без обнимающих рук становится чуть холоднее, но Яо этого почти не замечает. Он едва успевает что-то сделать, лишь чувствует, как шире открываются глаза и сердце замирает где-то в горле, когда Сичэнь тянет руку к затылку, второй бережно проводя по его раскрытой ладони, прежде чем выложить в нее ленту.
— Отныне и навсегда, Яо. Я принадлежу только тебе.
Шелк ленты холодит ладонь и пальцы вздрагивают, несильно ее сминая. Яо осторожно, будто боясь спугнуть, проводит по ней пальцем и вновь хлынувшая с берега мелодия возвращает его в реальность напоминая, что это не сон.
Он замирает под чужим взглядом и напором собственных чувств ощущая, как глаза на миг становятся влажными.
— Хуань.
Голос переполнен эмоциями, как переполнено ими сердце. Он видит во взгляде напротив тот же отклик и чувствует, как губы дрожат в улыбке, а на ладони в легкости шелка сосредотачивается целый мир.
Он не отпустит.
Ни Сичэня, ни ленту, ни нить, плотно связавшую их судьбы. Яо подается вперед, вновь касается родных, теплых губ, опирается рукой о чужое плечо, во второй же все еще держа ленту и не позволяет себе сломаться, чтобы не проронить непрошеных, давно позабытых слез.
— Я верну ее тебе, но не потому что хочу отпустить, а потому что она должна быть с тобой. Но я буду помнить.
— Если ты желаешь этого…
— Не желаю, но верну.
Чуть кивнув собственным словам, все еще непослушными пальцами Яо встает на носочки и возвращает ленту на законное место, крепко завязывая узел на затылке и лишь убедившись, что она действительно повязана ровно, опускается на ноги, чувствуя, как Сичэнь придерживает его, не отпуская от себя.
— А-Яо не хочет, чтобы все знали о том, что я только что фактически сделал тебе предложение?
Яо смеется: счастливо и легко, устраивая подбородок на чужом плече и закрывает глаза чувствуя, как под ладонью, что он устроил на груди Сичэня быстро бьется его сердце.
— Когда ты будешь рядом пусть она будет на тебе, но в часы разлуки она будет со мной. А если людям нужны объяснения и не будет все понятно без слов, то тогда мы объявим о своей... помолвке.
Вновь улыбнувшись Сичэню, Яо находит его руку, берет в свою, сплетая их пальцы и прижимается ближе так, чтобы между ними совсем не осталось расстояния. Так, чтобы он мог чувствовать Сичэня не только душой, но и телом, каждым миллиметром, настолько это ощущается правильно.Где-то вдалеке вновь слышатся голоса, на реке играют блики огней а в небо взлетают редкие небесные фонари.
Но этот миг принадлежит лишь им двоим.
Название: Поймать счастье Пейринг, персонажи: Лань Сичэнь/ Цзинь Гуанъяо Категория:слэш Рейтинг: PG-13 Жанр: флафф, романтика Размер: драббл Краткое содержание: Такой Яо ощущается самым правильным - без усталой доброжелательности, без тяжести мира заклинателей на плечах. Так похожий на того, кого он встретил впервые - на Мэн Яо. Одинокого, но не сломленного, с заботливыми руками, которыми он обрабатывал раны, мягким голосом, негромко рассказывающим истории в ночи, и самым большим сердцем, в котором, казалось, каждому может найтись доброе слово, но не место. Его А-Яо, похищенный у всего мира, которого так не хочется возвращать.
Не та, что принадлежит Верховному Заклинателю или Цзинь Гуанъ Яо, которая трогает губы, но не задевает мягкого взгляда глаз. На тонких губах улыбка, которой улыбается А-Яо: едва заметно, краем губ, но от нее уголки глаз смягчаются, а взгляд становится светлее. От нее вздрагивают пальцы, неловко проходятся по струнам, из-за чего стройная мелодия обрывается нелепым «цзынь», а улыбка Яо становится шире, вовсе заканчиваясь смехом.
Сиченю становится неловко. Он говорит с мягким укором, пристально глядя в глаза:
— А-Яо.
И легкий, подобный ветру смех стихает, будто и не было вовсе, но Сичэнь видит его остатки во взгляде, когда Яо встает и протягивает ему руку.
Золотые одежды в свете догорающего солнца — слишком яркое пятно на фоне безмятежной зелени и свободного неба Гусу, но такой Яо для Сичэня ощущается самым правильным — без усталой, натянутой доброжелательности, без тяжести мира заклинателей на плечах. Так похожий на того, кого он встретил впервые — на Мэн Яо. Одинокого, но не сломленного, с заботливыми руками, которыми он обрабатывал раны Сичэня, мягким голосом, негромко рассказывающим истории в ночи, и самым большим сердцем, в котором, казалось, каждому может найтись доброе слово, но не место.
Его А-Яо, похищенный у всего мира, которого так не хочется возвращать обратно.
Сичэнь касается его ладони, осторожно сжимает ее своими и встает следом за движением руки. Солнце светит прямо на Яо, от чего он щурится, и Сичэнь сдвигается в сторону, закрывает его своей фигурой, но перед глазами все еще стоит обласканное солнцем лицо и тень от ресниц на щеках.
— Младший просит прощения у старшего. Мне не стоило смеяться.
Его слова нарочито серьезные, но Сичэнь им не верит — слишком низкий голос, слишком мягкие интонации, слишком ярко слышны игривые нотки. Все слишком, когда Яо стоит так близко, смотрит так проникновенно, все еще не отпуская руки.
— Не нужно, А-Яо, ты же знаешь…
— Знаю.
Тонкие пальцы свободной руки ложатся на щеку, мягко проводят вниз, к подбородку, и Сичэнь замирает, пойманный прикосновением. Ему кажется, что небесное светило очутилось прямиком в желудке, слишком горячее, слишком большое - оно ползет вверх, обжигает солнечное сплетение и горло, вспыхивает ярко под веками, когда Сичэнь слышит чужой шумный вздох.
У Яо сухие податливые губы и крепкая хватка - пальцы, что Сичэнь все еще держит в своей ладони, цепляются неожиданно крепко, стоит соприкоснуться губам.
Сичэнь отстраняется медленно, почти нехотя, не в силах посмотреть в лицо напротив, не в силах успокоить сбившийся пульс. Говорит сбивчивым шепотом:
— А-Яо, я…
И замолкает слыша:
— Молчите, глава клана Лань.
В голосе Яо ни злости, ни презрения, он ровный настолько, насколько может быть, и хватка на руке перестает быть болезненной - лучше бы ударил, чем говорил бы вот так, продолжая стоять близко.
— Подобное действие, как и игру на цине, нужно повторять неоднократно, чтобы до идеала отработать технику.
У Яо едва заметный румянец на щеках, на покрасневших от поцелуя губах плохо скрытая улыбка, а в глазах - целый мир. Сичэнь видит это, едва открывает глаза и смотрит неотрывно, мечтает запечатлеть его в памяти навечно и едва находит в себе силы сказать:
— Это значит, что....
Яо перебивает его — в который раз за вечер, но Сичэнь не злится.
— Да. Именно это и значит.
И накрывает его губы своими, несдержанно целуя. Сичэнь не задает вопросов, отвечает с тем же пылом и все с той же щемящей нежностью, крепко прижимая к себе.
И думает о том, что сегодня ему удалось поймать счастье, отпускать которое он не намерен.
Иногда мне кажется, что я больше никогда и ничего не напишу. Потому что нет сил, нет желания, нет идей. Но Сеня говорит: «Хочу чтобы...» а кто я такая, чтобы лишний раз не порадовать свою душу?
Название: Двадцатая осень Пейринг, персонажи: Гу Цзы, Ци Жун, Лан Цяньцю, намек на Гу Цзы/Ци Жун Категория: очень пре-слэш я полагаю Рейтинг: PG-13 Жанр: постканон, флафф Предупреждение: авторские фаноны, возможно ООС персонажей Размер: 2906 Краткое содержание: Гу Цзы хорошо уяснил — до тех пор, пока хотя бы один человек в тебя верит и ждет, чудо обязательно случится. читать дальше
Гу Цзы хлюпает носом и прижимает фонарь к груди. Огонек внутри маленький и едва заметный, неподвижно застывший в центре стеклянной тюрьмы, лишь отголосок того, что остается от Ци Жуна.
Гу Цзы трет глаза и поднимает взгляд вверх, чувствуя, как на его плечо опускается широкая ладонь.
— Пошли.
Небожитель - Лан Цяньцю, подсказывает память — упрямо поджимает губы и отводит взгляд в сторону. Гу Цзы мнется на месте, сомневаясь, стоит ли идти за человеком, грозящим его отцу расправой, но все же кивает. Идти ему больше некуда и не к кому, а умирать нельзя, ведь он обещал отцу, что будет в порядке, когда тот сжимал его в своих объятиях, спасая от огня. Да и небожитель все же не тронул Ци Жуна. Не сжал руку, потушив огонек. Помог заключить его в фонарь, обещая, что это поможет.
Гу Цзы проводит ладонью по носу, вытирает сопли, смешанные со слезами, и делает шаг вперед.
Гу Цзы не помнит, сколько ему лет, не помнит, откуда он, и не знает, что будет дальше, но, следуя за небожителем, думает лишь об одном — сколько бы времени не прошло, он дождется, когда отец вернется. И тогда все встанет на свои места.
* * *
— Мусорный гэгэ грустит и не говорит почему, но я думаю, это потому что рядом нет дяди в красном. По крайней мере, так говорят. Я сказал ему, что тоже грущу, а он рассмеялся и дал мне булочку. Но Лан Цяньцю не разрешил мне ее съесть.
Гу Цзы подавляет зевок и сонно смотрит на фонарь. Вокруг тихо, и уже стемнело настолько, насколько может стемнеть в небесной столице. Гу Цзы знает, что те, кто в ней живет, почти не спят, но он не может так же, и его снова одолевает зевок.
Огонек в фонаре все так же бездвижен.
— Он сказал, что будущему богу нельзя так питаться, но я не понимаю причем тут я и почему. Ведь мусорный гэгэ питается, а он бог, и ты тоже чем только не питался, а ты еще круче.
Гу Цзы упирается подбородком в сложенные руки и поджимает губы. Этому он научился у Лан Цяньцю, тот часто поджимает губы, когда чем-то недоволен, а Гу Цзы прямо сейчас недоволен, и очень сильно.
— Скоро будет праздник осени, а это значит, что вас с дядей в красном нет целую нахрен вечность. Так говорит Му Цин, а Фэн Синь говорит, чтобы он не выражался при мне. Как это — не выражаться?
Гу Цзы трет глаза, стараясь прогнать сонливость, но удается это с трудом. Он удобней устраивает голову, тянется вперед и берет в руки фонарь, укладывая его на соседней подушке. Касается пальцами стекла - холодного, будто и без огонька вовсе — и устало зевает.
— Я скучаю по тебе. Когда ты уже вернешься?
Он смотрит на фонарь, пока не начинает сушить глаза, пока зрение не начинает плыть, и думает, что Лан Цяньцю будет ругаться, когда увидит, что он снова засыпает с фонарем. Но иначе Гу Цзы не может — слишком страшно однажды проснуться и не увидеть его рядом. Он засыпает и бормочет сквозь сон:
— Я тебя жду…
Огонек внутри фонаря едва заметно вздрагивает, прежде чем снова замереть, но Гу Цзы этого уже не видит.
Он говорит с ним каждый день. Рассказывает все, что произошло, то громко крича, то шепча, будто доверяя самую сокровенную тайну. Рассказывает о том, как это, жить среди богов, не забывая сказать, что на земле, в прохладных, не идеальных пещерах, бывало лучше. Рассказывает о том, что Лань Цяньцю дал ему зачарованный амулет, и теперь всегда оказывается рядом, когда Гу Цзы неаккуратно падает посреди центральной улицы, царапая колени или когда рыдает в ночи от кошмаров. О нем заботятся, и от заботы этой тепло, но Ци Жуна порой не хватает так сильно, что Гу Цзы не может сдержать слез, утыкаясь ночью в чужое плечо. Он говорит о том, что Хуа Чен вернулся, и чуть капризно добавляет, что и Ци Жуну пора тоже, но ответом ему служит тишина.
Время идет, и Гу Цзы перестает его считать.
Времена года сменяется одно другим, как сменяется его одежда - из рваной рубахи в новую, из новой вновь в рваную, чтобы после превратиться в длинные и неудобные одежды. Он учится читать и писать, и совсем не понимает, почему Пэй Мин смеется над Лин Вэнь, терпеливо раз за разом объясняющей ему иероглифы. Он видит, как короткий хвост становится длиннее, как растут его маленькие ладошки, и в какой-то момент понимает, что теперь он может спрятать фонарь в своих объятиях - настолько большим он становится. Он тренируется с Лан Цяньцю, медитирует с Се Лянем, все еще занимается с Лин Вэнь и в его голове все шире и шире разрастается слово «семья».
Осознание ее сворачивается где-то под сердцем, согревает изнутри, но этого все равно мало - главное тепло, его огонь, действительно необходимый, все еще холодным светом сияет внутри стекла.
Он растет и неизбежно меняется, как меняется все вокруг, как меняется его сознание, но неизменным остается лишь одно - огонек в фонаре все так же неподвижен, хоть и стал с годами ярче, и он все так же говорит с ним перед сном, не в силах отказать себе в этой мелочи. Его комната больше предыдущей, его вещи всегда безукоризненно хороши, как и его манеры. Едва ли кто-то сейчас признал бы в нем мальчишку-оборванца, скитающегося с призраками по горе Тунлу.
Гу Цзы тринадцать, и он уже как восемь лет терпеливо культивирует при дворце, все еще слушая чужие шепотки за спиной.
— Не совсем понимаю, почему их так беспокоит, что я самый младший чиновник средних небес, и что я рос с демоном и гуляю с тобой по земле и Небесной столице. Наверное я бы впервые был не против, чтобы ты съел их.
Гу Цзы улыбается и оборачивается, бросает взгляд на фонарь и чувствует, как что-то вздрагивает внутри. Он роняет кисть, что держал в руках, делая осторожные мазки по холсту, когда видит, что огонек вздрагивает и ударяется о прозрачное стекло изнутри. Ему кажется, что это игра света или его воображения, но Гу Цзы делает шаг ближе и с силой зажмуривается - глаза жжет так сильно, что игнорировать это не выходит.
Сильные руки встряхивают за плечи, Гу Цзы вскидывает голову и встречается с обеспокоенным взглядом Лан Цяньцю.
— Гу Цзы, да что с тобой?!
— Я…
Горло сжимает спазм, и Гу Цзы едва может говорить. Лишь кивает головой на фонарик, заставляя Лан Цяньцю отвлечься от себя и подумать о том, что действительно важно. Лан Цяньцю следит за его взглядом и фыркает, фокусируя его на фонаре.
— Явился все-таки.
Его голос сквозит недовольством, и в ответ на него огонек бьется о стекло с новой силой. Гу Цзы прочищает горло, справляясь с собственными эмоциями, и смотрит на Лан Цяньцю чуть виновато. Защитные чары, наложенные на Гу Цзы еще в детстве, впервые сыграли против него, и на секунду Гу Цзы становится страшно. Почувствовав это, Лан Цяньцю устало вздыхает и отворачивается от мечущегося по фонарю огонька.
— Я ничего не сделал ему за столько лет. Ты действительно думаешь, что я сделаю что-то сейчас?
Гу Цзы пристыженно опускает взгляд и качает головой. Лан Цяньцю всегда был добр к нему, дал ему жилье, надежду на будущее и на то, что Ци Жун вернется. За годы, что он провел при его дворце, тот ни разу не был груб в сторону Гу Цзы и не позволил ни на секунду в себе усомниться.
— Нет. Я растерялся и из-за этого запаниковал. Я не ожидал и...
И в глубине души давно перестал ждать.
Гу Цзы не произносит это вслух, но взгляд Лан Цяньцю из строгого становится понимающим. Он остается с Гу Цзы на весь вечер, пока тот не засыпает в неудобной позе на столе подле все того же фонаря. Гу Цзы не чувствует, как легко подхватывают его руки бога войны и как бережно опускают на кровать, точно так же, как не видит, что перед выходом Лан Цяньцю останавливатся и грозит фонарю пальцем.
Если бы Гу Цзы мог, то он бы прочитал по губам: «Не смей разочаровать его», которое остается без ответа, но огонек все же вспыхивает чуть ярче.
* * *
Гу Цзы задумчиво смотрит в небо и совсем не ощущает холода земли босыми ногами.
Длинные рукава зеленого ханьфу щекочут запястья, когда он сворачивает ленты, с которыми исполнял танец. Овации толпы и их смех все еще звучат в его ушах, а на губах начинает играть улыбка, когда он вспоминает повторяющих за ним танец детей. Гу Цзы убирает ленты в карман и последней оставшейся стягивает волосы в низкий свободный пучок, берет в руки фонарь, который привык брать с собой на выступления и скрывается за домами, от чужих глаз. Солнце почти скрылось за горизонтом, в небе видны первые небесные фонари, и Гу Цзы задумчиво проводит ногой по пестрого цвета опавшим листьям, прежде чем закрыть глаза и подставить лицо ветру. Он знает, что совсем скоро небо озарит уже привычный свет трех тысяч фонарей, и осень официально вступит в свои права.
Это - его восемнадцатая осень и четырнадцатая, ознаменовавшая время, проведенное в ожидании.
Гу Цзы не перестает верить. Он слышал истории о восстановлении сотни раз и сам был свидетелем одной из них, он знает — Ци Жуну просто нужно больше времени, и он даст ему столько, сколько потребуется, ни на секунду больше не усомнившись в том, что тот вернется. Он почти не помнит его голос, тот, что принадлежал ему, а не его отцу, и лишь едва черты лица, но даже этого достаточно, чтобы при мыслях о нем замирало сердце, а многочисленные холсты в покоях оказывались изрисованы его образами. Гу Цзы открывает глаза как раз тогда, когда небо вспыхивает бесчетным количеством фонарей, и не может сдержать широкой улыбки.
Он хорошо уяснил — до тех пор, пока хотя бы один человек в тебя верит и ждет, чудо обязательно случится.
Он возвращается на небеса и по-недовольному взгляду Лан Цянцю понимает, что его ждет нагоняй, но Гу Цзы это не пугает. Он лишь улыбается широкой, но чуть виноватой улыбкой, коротко кивает Владыке Пэй Мину, не нарушая официоз, и ловит на себе его взгляд с притаившимися на дне смешинками. Гу Цзы поправляет ханьфу и убирает затаившиеся в складках листья, его ноги все еще босы, когда он стоит в зале среди небесных чиновников, и он совсем не похож на культивирующего бога войны, подобно тому, под чьим крылом прожил столько лет. Лан Цянцю делает движение рукой, и Гу Цзы срывается с места. Он не бежит, но его шаг столь быстр, а движения легки, что кажется, будто он летит. Он кружит в своих покоях, напевая песню, и смеется, когда видит, как огонек в фонаре начинает двигаться активней вместе с ним.
За годы он научился различать его реакции. По-крайней мере, так хотелось думать Гу Цзы.
Он рассказывает о том, что еще один праздник осени ушел безвозвратно, и о том, что сегодня он заработал еще больше, чем в прошлый раз, и смог осчастливить многих бедняков. Он говорит о выученных движениях, об отросших волосах и о том, что уже гораздо лучше управляется с мечом, чем раньше, но никогда не хочет наставлять его на кого-то живого. Говорит о Ци Жуне, что помнит его и знает, что тот не был ему отцом, но стал кем-то близким, даже отсутствуя столько лет, потому что тогда сделал для него слишком много. О том, что он все еще ждет. Гу Цзы засыпает, и ему снится зеленого цвета ханьфу и торчащие во все стороны черные волосы. Хитрый прищур глаз и кривая улыбка с острыми зубами.
Он задерживает образ из сна в памяти и на утро, зажигая благовония, думает о Лазурном Фонаре. И все последующие — тоже.
Он возносится спустя два года, столп света ударяет в его фигуру прямо во время танца перед толпой.
Гу Цзы слышит восторженные вздохи и звон монет, сменяющийся звоном колокола. Все его нутро, кажется, наполнено светом, а грудь сдавливает от сдерживаемого счастья. Он приземляется в небесной столице, завершает прерванное плавное движение и открыв глаза видит столпившихся вокруг него небесных чиновников. Кто-то ему знаком, кого-то он видит впервые, и не все лица вокруг довольные — остаются те, кто все еще считает его глупым бесполезным сорванцом, росшим с демоном. Но кто теперь посмеет сказать ему это в лицо?
Лин Вэнь находит его почти сразу, и в глубине ее глаз он видит что-то смутно похожее на теплую гордость.
Она все еще осужденная преступница, и небеса — ее тюрьма, но Гу Цзы знает, она солгала бы, сказав, что ей не нравится быть на них и помогать с управлением Пэй Мину. Лин Вэнь поздравляет его с вознесением и говорит о том, что уже распорядилась начать строительство дворца для него.
Гу Цзы — бог Искусств и Лан Цянцю не удивляется этому ни на йоту, когда сжимает его в своих объятиях. Он прячет лицо в плече бога, посвятившему ему столько лет, и чувствует, как жжет глаза от непролитых слез благодарности.
Его дворец небольшой в сравнении с другими, но Гу Цзы сам захотел, чтобы он был таким. В центре главной залы стоит статуя, и на ней он выглядит так же, как в свое первое явление в Небесную Столицу, в образе бога — с наклоненным корпусом, вытянутой в сторону ногой и рукой, тянущейся к небу, держащей на кончиках пальцев фонарь, с лазурным огоньком внутри и с мягкой улыбкой на умиротворенном лице. Комнаты его дворца не пестрят золотом, а оформлены в нейтральную, светло-серую и бежевую расцветку, лишь изредка выгодно контрастируют с изумрудной драпировкой и пестрыми картинами. Гу Цзы выделяет для фонаря комнату возле своих покоев и впервые за долгое время начинает спать отдельно от него. Он думает о том, что когда Ци Жун вернется, то он не захочет делить с ним постель, и в этом не будет необходимости, как когда они скитались в пещерах. О том, что ему нужно будет свое личное пространство, в котором он сможет остаться.
Думать о «если» Гу Цзы не хочет.
Он копит духовные силы и вечерами, когда разбор молитв остается позади, а немногочисленные служащие его дворца уходят на покой, Гу Цзы остается в маленькой комнате и передает их Ци Жуну. У него не сразу получается сделать это, сначала он чувствует, как силы уходят в пустоту, но со временем получается все лучше, и Гу Цзы каждый раз улыбается, чувствуя, что силы достигают адресата.
Он не дает себе отчаяться, и другие не дают тоже. У Се Ляня получилось дождаться Хуа Чена, И Чжень смог собрать разбитую душу Инь Юя, значит и он сможет. Его веры хватит сполна, а теперь в его распоряжении вечность, чтобы достичь цели.
Гу Цзы двадцать, когда звон разбитого стекла среди ночи вырывает его из медитации.
На нетвердых ногах он бежит в соседние покои и у самых дверей в врезается в появившегося там Лан Цянцю. Он выглядит ошарашенным, и Гу Цзы уверен, что выражение его собственного лица ничуть не лучше. Они толкают ставшую вдруг тяжелой дверь, и Гу Цзы спешно заходит внутрь, оставляя Лан Цянцю позади.
— И где я нахрен оказался?!
Ци Жун стоит посреди комнаты, и под ногами его осколки стеклянной тюрьмы с погнутым остовом фонаря.
Гу Цзы видит его профиль со вздернутым носом и низкую, гораздо ниже, чем он запомнил, фигуру. Спутанные распущенные волосы устилают его плечи и спину, а длинные пальцы с заостренными ногтями придерживают на груди скатерть, которой он прикрыл обнаженное тело.
Ци Жун перерождается в своем истинном обличии, и на нем не остается ни следа от тела отца Гу Цзы, что Ци Жун однажды надел как одежду.
Гу Цзы слышит, как за его спиной шумно выдыхает Лан Цянцю, но он не в силах оторвать взгляд от стоящего перед ними демона. Ци Жун поворачивается к ним с выражением небрежности и презрения, что быстро сменяется удивлением, когда Гу Цзы несдержанно притягивает его к себе и сжимает в объятиях. Он чувствует, как чужие руки упираются ему в грудь, как трещит ткань, а ногти больно впиваются в кожу. Ци Жун пытается вырваться, но Гу Цзы держит слишком крепко, не в силах отпустить.
— Какого хрена ты…
— Ты вернулся. Это действительно ты.
Гу Цзи с силой зажмуривает глаза, сдерживая слезы, и голос его ломается к концу фразы. Ци Жун в его руках замирает, а хватка становится слабее.
— Твой голос. Я слышал его все время, пока спал! Только мне казалось, что я готов уснуть, и ты всегда вытаскивал меня обратно. Я едва смог отдохнуть, ты…
Ци Жун замолкает, и Гу Цзы решается открыть глаза, все еще держа его за плечи.
Меж тонких бровей залегает складка, а взгляд зеленых глаз цепко проходится по лицу Гу Цзы. Ци Жун так близко, что Гу Цзы может почувствовать его дыхание на своей шее, когда тот принюхивается, и выражение его лица становится растерянным.
— Мусорный сын?
Ци Жун вскидывает голову так резко, что Гу Цзы едва успевает отдернуть голову, чтобы не получить лбом по подбородку. В груди теплеет. Он чувствует, как губы дрожат в улыбке, прежде чем рассмеяться и кивнуть.
Ци Жун помнит. Он помнит его.
Счастье, что он испытывает сейчас несравнимо с тем, что было при его вознесении. Чувства, что пылают внутри, которым вторит бешено бьющееся сердце, Гу Цзи бы не смог описать, даже если бы его попросили. Ци Жун вскрикивает и дергается с такой силой, что Гу Цзы разжимает объятия.
— Ты - бог! Гребаный небожитель! Я блять воспитал бога!
— Не зазнавайся, ты!
Лан Цянцю отмирает, и Гу Цзы наконец-то вспоминает, что они все это время были не одни. Лицо Бога Войны принимает упрямое выражение, когда он складывает руки на груди и делает шаг вперед.
— Я был тем, кто был с ним все время, что ты прохлаждался в небытие.
— Отлично, а теперь ты можешь валить отсюда!
Ци Жун дергает рукой так резко, что Гу Цзы едва успевает уловить движение. Скатерть, оставшаяся без поддержки, падает вниз, не скрывая больше обнаженное тело, Лан Цянцю вспыхивает и давится воздухом, а Гу Цзы отводит взгляд, пряча смешок в ладонь.
Ци Жун, указывающий пальцем на дверь, наконец-то замечает свое положение и вскрикивает:
— Вот же блять!
Гу Цзы вновь смеется, утирая слезы в уголках глаз, и с уверенностью думает о том, что теперь все будет хорошо.
1) Долго думала, что сказать по поводу хайкью, но.../молча ест рис с изюмом/
2) У Небожителей начала выходить маньхуа. Рисовка, конечно, потрясающая, но пока в главах одна вода. Недоуменно смотрю на то, как резко начали с событий на горе и возмущенно думаю: «Где мое все?!». Где Лин Вэнь, генералы, ворчащие Фу Яо с Нань Фэнем? Обещали додать позже. Режим Хатико активирован. А еще ни смотря на красоту рисовки, Се Лянь кмк слишком женственный. Настолько, что создается впечатление, будто я читаю гет. В общем не знаю как там будет дальше, но пока что после того, как попустило и я все обдумала, впечатления 50/50.
3) Сидела я, сидела и как написала фэнциней. Текст вышел абсолютно странный, на мой взгляд плоский и ооочень непривычный. Всегда старалась как-то держать себя в узде, а тут просто не задумываясь писала, реализовывая наши с Сеней, пожалуй, ООСные обсуждения. Сначала не хотела его выставлять и хотела просто порадовать им Сеню, но в итоге решила, а почему бы и нет? Я им даже почти довольна.
Название: Значение не должно быть пустым Пейринг, персонажи: Му Цин/Фэн Синь, Се Лянь Категория: слэш Рейтинг: PG-13 Жанр: модерн, около кофешоп!АУ, романтика, флафф Предупреждение: авторские фаноны, возможно ООС персонажей Размер: 5549 слов Краткое содержание: — Я знаю, что ты скажешь то же самое, что говорит он. Но просто знай, что он из тех мудаков, что потратили бы десять тысяч юаней на кофе, чтобы провести время с тобой. ( с )
читать дальше Му Цин убрал тыльной стороной ладони прилипшие ко лбу пряди и раздраженно посмотрел на кондиционер. Цифра на дисплее показывала равнодушные пятнадцать, но Му Цин готов был поставить собственную метлу на то, что воздух он не охлаждал, а нагревал до всех ста пятидесяти. На улице наверняка было прохладнее, несмотря на двадцать пять градусов, и температура стремительно поднималась.
Му Цин обмахнулся новым акционным меню, опершись локтями о барную стойку, когда его взгляд снова зацепился за текст, от чего он фыркнул.
— Серьезно, как это вообще взбрело ему голову?
— Это же Цзюнь У.
Се Лянь добродушно улыбнулся, убирая пирожные в холодильник. Му Цин качнул головой, по-прежнему смотря в меню. На самом деле, все было не так плохо: акции подогревали интерес тем, что отходили от банального выпей девять кружек кофе и получи десятую в подарок, а мастер-классы и обучение бариста звучали и вправду многообещающе. Но вот последний пункт вызывал сомнения.
— Ночь с баристой.
Му Цин повернулся спиной ко входу и уперся бедрами о стойку, устремляя свой взгляд на Се Ляня. Тот, полностью погруженный в переписку, не обратил на него никакого внимания. Му Цину не нужно было задавать вопросы, чтобы понять, с кем именно он общался.
— Не думаю, что Хуа Чену понравится, если гость выберет тебя.
Се Лянь дернулся и оторвался от телефона. Его глаза на секунду распахнулись, а кончики ушей покраснели, но он быстро взял себя в руки и мотнул головой.
— Меня бы не выбрали, Му Цин. А даже если бы и да, подумай сам: никто не сможет потратить десять тысяч юаней за полгода на одно кофе.
Му Цин фыркнул и закатил глаза.
— Я лично отсосу тому, кто потратит столько на кофе.
— Это единственный для тебя вариант, ведь иначе никто не окажется в твоей постели?
Му Цин развернулся так резко, что почти запутался в собственных ногах.
На Фэн Сине облегающая тело черная рубашка и серые джинсы, расстегнутые верхние пуговицы обнажали ключицы, а волосы убраны в высокий пучок. Выбившиеся пряди обрамляли лицо и подчеркивали скулы, а его взгляд почти ничего не выражал, что заставляло задуматься: был его вопрос серьезным интересом или очередной колкостью, без которой не проходила ни одна их встреча.
— По крайней мере, в этом случае деньги платят мне, а не я. А ведь это, кажется, единственный способ, чтобы в твоей постели оказался хоть кто-то?
Му Цин со шлепком опустил на стойку меню и почувствовал, как щеки залил злой румянец. Он даже не услышал, как прозвенел висящий на входе колокольчик. Он облажался.
Фэн Синь поджал губы и сжал солнцезащитные очки пальцами.
— Я не плачу за секс.
— Правда что ли? И каково это - быть двадцатитрехлетним девственником?
Фэн Синь резко выдохнул и подался вперед. Му Цин внутренне подобрался, но больше ничего не произошло. Се Лянь невероятным образом протиснулся между ним и стойкой, тесня Му Цина назад, и ему ничего не осталось, кроме как отступить. Затопившее с головой раздражение не собиралось отпускать, и Му Цин, не прекращая готовить заказ, посмотрел через плечо Се Ляня.
Губы Фэн Синя шевелились, он продолжал что-то тихо говорить Се Ляню, но взгляд был прикован к Му Цину.
Му Цин не стал отказывать себе и резко выставил вперед руку, показывая Фэн Синю фак.
В ту сторону он больше не смотрел. Заканчивая делать кофе, Му Цин подумал добавить вместо корицы перец, но он все равно не сможет увидеть лицо Фэн Синя в этот момент, поэтому отказался от этой идеи. Он вывел на стаканчике “главмудак” вместо имени и, улыбаясь, поставил его на стойку, подталкивая Фэн Синю.
Когда Фэн Синь взял стакан в руки и посмотрел на надпись, Му Цин был почти готов поклясться, что уголки его губ дернулись вверх.
— Признайся сразу. Ты плюнул в мой кофе?
Му Цин был оскорблен.
Пальцы сжались в кулаки, а зубы стиснулись с такой силой, что челюсть начала болеть. Се Лянь перевел взгляд с него на Фэн Синя и рассмеялся. Его смех был заразительный, а улыбка - искренняя. Му Цин почувствовал, как нахлынувшая злость замедлилась, а после и вовсе ушла, свернувшись в привычное раздражение на задворках сознания. Иногда ему казалось, что Се Лянь обладает суперспособностью сводить все конфликты на нет.
Фэн Синь ушел, не попрощавшись. Му Цин проводил его задумчивым взглядом, пальцами постукивая по стойке. Он не мог назвать их с Фэн Синем друзьями и, наверное, единственное, что их связывало был Се Лянь. Думая об этом, он чувствовал что-то смутно похожее на тоску. То, что они за годы дружбы с Се Лянем совместным времяпровождением все еще не поубивали друг друга, было чудом.
Му Цин и сам не смог бы сказать, почему так вышло, но реагировать на Фэн Синя по-другому у него не получалось, а сам Фэн Синь не делал ничего, чтобы что-то изменить.
— Когда ты пригласишь его куда-нибудь?
Вопрос Се Ляня прозвучал так неожиданно, что смысл Му Цин понял не сразу.
— Не отвечай. Я знаю, что ты скажешь то же самое, что говорит он. Но просто знай, что он из тех мудаков, что потратили бы десять тысяч юаней, чтобы провести время с тобой.
Се Лянь бросил взгляд на часы, и его серьезный вид вновь сменился улыбкой.
— Я на обед! Скоро вернусь.
Му Цин продолжил потрясенно смотреть ему вслед, даже когда дверь со звоном закрылась. Он понял, что все это время стоял с приоткрытым ртом, только когда язык начало сушить.
Что чувствовать по поводу услышанного, он не знал.
* * *
Если на Земле были филиалы ада, то Му Цин мог с уверенностью сказать, что один из них открывался в их кофейне каждую пятницу. А еще каждый понедельник, вторник, среду и четверг, но лишь в определенные часы, в то время, как в пятницу он, очевидно, работал без перерывов на обед. Поваливший еще с полудня народ выстраивался бесконечной очередью, посуда на кухне и мат Ци Жуна звучали громче музыки в зале, и это было единственным, что поднимало настроение.
День не задался.
Му Цин плохо спал ночью, поэтому не смог встать вовремя и опоздал. По непонятным причинам все валилось из рук, и ему несколько раз пришлось переделать заказы, что не способствовало уменьшению очереди, зато поднимало уровень раздражения выше допустимой нормы. Лица всех посетителей слились в одно, он уже не разбирал, кто стоит перед ним, и улыбался на автомате, надеясь, что улыбка не слишком похожа на оскал. Когда народ схлынул, и у них появилось время на обед, было почти девять. Му Цин валился с ног от усталости, а желудок явно намеревался переварить сам себя.
Поняв, что он забыл взять с собой еду, Му Цин не сдержал громкого стона.
На языке вертелась сотня проклятий, но ни одно из них не было произнесено вслух — унижать себя он мог мысленно, не посвящая в это других. Несильно приложившись лбом о стойку, Му Цин сполз на пол, обреченно вздыхая.
— Я могу дать тебе свою еду, я все равно взял с собой слишком много.
Се Лянь, все это время наблюдавший за ним с другого конца стойки, подошел ближе, мягко улыбаясь, и опустил руку ему на плечо. Му Цин дернулся, уходя от прикосновения, а со стороны кухни послышался грохот — что-то явно разбилось. Из окошка раздачи появилась голова с торчащими волосами, широко раскрытыми глазами и кривой усмешкой.
— Ты наконец-то решил отравить этого говнюка, братец?
Цин Жун перевел взгляд с одного на другого, не прекращая пальцем указывать на Му Цина. Се Лянь принял виноватый вид и рукой растрепал волосы на затылке. Му Цин нашарил тряпку и запустил ее в наглую морду Ци Жуна.
— Надеюсь, что ты только что разбил посуду на месячную зарплату.
Ци Жун снова выругался и скрылся на кухне, а Му Цин, подняв взгляд на Се Ляня, слабо улыбнулся. Историю о том, как Му Цин попал в больницу после того, как попробовал готовку Се Ляня, не знал разве что глухой. Конечно, он явно не пытался отравить его специально. Возможно, дело было в сроке годности или в сочетании продуктов, а может это просто у Му Цина оказался слишком слабый желудок. Предположений было много, а итог всего один — промывание желудка, исколотые капельницами вены и три дня в больнице. Се Лянь чувствовал себя ужасно виноватым и все еще не мог себя простить, Фэн Синь в те дни был на удивление молчалив и почти не злил, а Му Цин даже был рад, что оказался в импровизированном отпуске.
Совсем некстати вспомнилось ощущение широкой, прохладной ладони на лице, нежное касание пальцев к щеке и тепло чужих губ на лбу.
Му Цину и тогда казалось, что ему это приснилось — температура 39.5 способствовала бреду, а не изменившееся поведение Фэн Синя лишь подтверждало нереальность происходящего.
В том, что он был почти разочарован, Му Цин не признался даже самому себе.
— Спасибо, Се Лянь. Я не откажусь.
В конце концов, если история повторится, то у него будут все шансы умереть, не так ли? После такого дня перспектива смерти была не такой уж плохой. Приняв из рук Се Ляня контейнер и кивнув на пожелание приятного аппетита, Му Цин с опаской посмотрел на содержимое.
— Я готов вызывать скорую! Если тебе повезет, то я наберу правильный номер.
Из окошка снова показался Ци Жун и помахал телефоном в воздухе. Му Цин, не глядя, показал ему средний палец и, закатив глаза, отправил еду в рот. У него ушла секунда, чтобы понять — в его рту оказался настоящий кулинарный шедевр. Овощи были прожаренные, мясо почти таяло во рту, а вкус соуса и чеснока был идеально сбалансирован. Му Цин отправлял еду в рот, едва успевая пережевывать, и восхищенно смотрел на Се Ляня. Ци Жун, ожидавший совершенно другого, вытянулся вперед, почти наполовину вылезая из окошка.
— Ты что, научился готовить?! Эй, ты, не смей все съедать, дай мне попробовать хоть кусочек! Эй!
Му Цин снова кинул в Ци Жуна тряпку, прерывая поток ругательств, и с набитым ртом проговорил:
— Это слишком вкусно. Я хочу, чтобы ты готовил мне каждый день.
Се Лянь просиял, следя за тем, как пустеет контейнер, и потянулся за вторым. Му Цин не знал, что именно там будет, но он готов был съесть все, что приготовили эти руки.
— Я рад, что тебе понравилось, но на самом деле тебе стоит благодарить не меня. Это приготовил Фэн Синь.
Му Цин дернулся и почувствовал, как в груди начало гореть. Он закашлялся, пытаясь освободить свои легкие от неудачно попавшего в них куска, а контейнер с вилкой упал вниз. Месиво из овощей и мяса оказалось под его ногами, горло першило, и кашель все никак не прекращался. Со стороны кухни слышался хохот Ци Жуна, и, черт возьми, Му Цин точно убьет его, если прямо сейчас не умрет сам. Се Лянь возле него что-то сбивчиво говорил, тряся перед глазами стакан воды. За стойкой уже собралась очередь, когда Му Цин заметил знакомую фигуру. Паника захлестнула сознание, и он сделал резкий шаг назад, что стало ошибкой. Каша из овощей и мяса под его ногами сработала не хуже льда, пол ушёл из-под ног, и Му Цин, полузадушенно вскрикнув, оказался на полу. От удара остатки воздуха вышли из лёгких, а вместе с этим и злосчастный кусок пищи. Впрочем, чувство собственного достоинства и самооценка тоже поспешили его покинуть.
Му Цин зажмурился и сжал кулаки так сильно, что костяшки наверняка побелели.
Глаза и легкие горели, как и ободранное кашлем горло. Голоса вокруг смолкли, только музыка играла будто бы громче, чем обычно, хотя он знал, что это невозможно. Ци Жун хохотал так, что закладывало уши, и Му Цин , не обращая на него внимания, упёрся кулаками в пол, помогая себе встать.
Руку Се Ляня он так же проигнорировал.
— У вас все в порядке?
Фэн Синь перегнулся через стойку и выглядел так, будто едва сдерживал в себе желание и вовсе перелезть через неё. Он как всегда смотрелся безукоризненно хорошо в футболке цвета хаки и бежевых штанах, а опущенные в низкий хвост волосы дополняли образ. Му Цин опустил взгляд на свои испачканные джинсы и руки, представил своё раскрасневшееся от кашля лицо и слезящиеся глаза. Горло снова сдавило, и ему едва хватило сил вздернуть вверх подбородок, упрямо смотря Фэн Синю в глаза.
— Я, блять, тебя ненавижу.
Мелькнувшую на лице обиду, напрочь стеревшую неподдельное беспокойство, Му Цин уже не видел. В тот момент он почти жалел, что падая, не приложился головой об пол так, чтобы закрыть глаза и больше уже никогда их не открыть.
* * *
Видео с того злополучного дня Му Цин пересмотрел столько раз, что сбился со счета.
Глупо было надеяться, что Ци Жун не снимал все на телефон и не выложил это в твиттер. Видео среди их общих знакомых стало вирусным с такой скоростью, что Му Цин едва успел сказать «а». И пусть Ци Жун, матерясь, все же удалил его, когда Се Лянь пригрозил все рассказать Гу Цзы, было уже поздно.
От позора Му Цина было уже не спасти.
Промотав скачанное ранее видео, Му Цин поставил его на паузу и снова всмотрелся в экран. На удивление четкое изображение Фэн Синя на экране замерло с комичным выражением лица. Му Цин нахмурился и поставил телефон на блок, отодвигая его подальше.
Фэн Синя не было две недели.
Му Цин провёл рукой по лицу, стирая хмурое выражение и отгоняя неприятное, незнакомое чувство, и вернулся к работе, стараясь отвлечься. Он успел протереть всю посуду и проверить десерты на наличие маркировки, когда колокольчик вновь звякнул, оповещая об очередном клиенте.
Широкая улыбка Пэй Мина не предвещала ничего хорошего.
— Му Цин! Рад видеть, что ты в порядке.
— Заткнись.
— Жаль, что меня не оказалось рядом. Я бы помог тебе. Ты же знаешь, что я хорошо умею работать сзади.
Пэй Мин поиграл бровями, и Му Цин закатил глаза, кривя губы. За прошедшее время он услышал столько дерьмовых шуток, что устал на них злиться.
— Ты отвратителен. Выйди отсюда.
Рассмеявшись, Пэй Мин пожал плечами, пальцем указывая в меню.
— Два, пожалуйста. И я не мог не.
Му Цин кивнул. То, что он не интересует Пэй Мина, было и так понятно — в их круге Пэй Мин слыл заядлым натуралом, девушек которого пересчитать не хватило пальцев, даже если бы вся их компания собралась за столом. Иногда Му Цин ловил себя на мысли, что между Пэй Мином, Ши Уду и Лин Вэнь что-то есть, но в чужую жизнь предпочитал не вмешиваться. Во-первых, не так уж это его и интересовало, а во-вторых, Лин Вэнь как-то дала понять — это не то, что должны знать другие.
Взяв подставку с двумя стаканами, Пэй Мин приложил карту к терминалу, возвращая взгляд к лицу Му Цина.
— В выходные решили собраться перед началом семестра. Приходи, Му Цин. Тебе явно нужно отдохнуть, а то круги под твоими глазами и усталость на лице почти сравнялись с Лин Вэнь.
— Я подумаю. Но обещай, что если я подавлюсь, ты не прикоснешься ко мне и пальцем.
Улыбнувшись Пэй Мин кивнул.
— Не беспокойся об этом. Я просто позволю тебе умереть.
На самом деле идея Пэй Мина была не так плоха. Му Цин и вправду много работал последние дни и брал дополнительные смены — машина намекала на необходимость ремонта и ему нужны были деньги. В эти выходные он как раз взял отгул, и он мог позволить себе отоспаться. Но лень, плотно засевшая внутри, советовала остаться дома, подстегивая желание ни с кем не общаться ближайшую вечность.
Задумавшись, он не сразу заметил подошедшего Се Ляня.
— Ты в порядке?
Моргнув, Му Цин вынырнул из собственных мыслей и кивнул.
— Задумался. Пэй Мин позвал на выходные к себе.
— Ты придёшь?
— Не знаю.
Заметив на стойке грязь, Му Цин взял тряпку, но раздражающее пятно оттираться не хотело. Му Цин нахмурился и надавил сильнее. Начавшее было появляться настроение растворилось, будто его и не было, оставив после себя неприятный привкус.
— Там будет Фэн Синь.
Му Цин замер. Что-то дрогнуло внутри, и он, поджав губы, принялся тереть с удвоенной силой.
— Как будто мне есть до этого дело.
Се Лянь вздохнул, явно не собираясь продолжать разговор и, взяв метлу в руки, протянул ее Му Цину.
— Нет. Никакого. Я закончу тут, убери пол?
Метлу Му Цин сжимал, пожалуй, крепче, чем надо.
Мыслями от работы он был далеко.
***
Когда рыжеволосый парень накрыл рукой руку Фэн Синя, Му Цин погнул ложку.
— Это Ши Чен. Он с нашего потока.
— Наплевать.
Му Цин выбросил испорченный столовый прибор в мусорку и скрипнул зубами. Се Лянь продолжил говорить, как будто не слышал его вовсе.
— Он давно интересуется Фэн Синем, а две недели назад руководитель поставил их в пару работать над проектом.
— Их проект – полное дерьмо.
— Ты даже не знаешь, над чем они работают, Му Цин.
— Наплевать.
Му Цин закатил глаза и бросил взгляд в конец зала. Две недели — время на которое Фэн Синь пропал, чтобы потом появиться с парнем, как будто это было в порядке вещей. Как будто это не Фэн Синь сторонился чужих прикосновений и не он боялся даже заговорить с девушкой или парнем, когда они сами шли в его руки.
Как будто Му Цин был не единственным, кто мог его касаться где только вздумалось, когда дело доходило до драк.
Дерьмовый день стал ещё более дерьмовым днём. Длинные пальцы прошлись по чужому предплечью, и Му Цин прикипел к ним взглядом, подавляя внутри желание сломать их.
— Думаю, Ши Чен хочет, чтобы его пригласили к Пэй Мину. По крайней мере я слышал, как они это обсуждали.
— Се Лянь.
Му Цин увидел, как напряглась линия челюсти Фэн Синя, когда Ши Чен придвинулся ближе и отвернулся. Се Лянь смотрел на него с улыбкой, непривычно мягким взглядом.
— Уберёшь со столов? Бай Ю ещё не вышла с обеда, но оставлять зал грязным нельзя.
Взяв тряпку и выйдя из-за стойки, Му Цин обернулся.
— Зачем ты это делаешь?
Се Лянь недоуменно моргнул и улыбнулся шире.
— Не понимаю о чем ты.
Вновь закатив глаза, Му Цин направился в конец зала. Загвоздкой уборки было то, что грязные столики находились как раз там, где сидел Фэн Синь. Оставшуюся часть зала Се Лянь ранее убрал сам. Му Цин знал, что это была провокация и не таясь признавался — он на неё повелся.
Легче от этого не стало.
Ши Чен притворно смеялся и хлопал ресницами. Выглядело это дёшево и мерзко, Му Цин мысленно назвал Фэн Синя мудаком за такой дерьмовый вкус. Собрав посуду на один столик, Му Цин подошёл ближе к сидящей паре настолько, что стали слышны разговоры. Он не собирался подслушивать, но Ши Чен в своём беззастенчивом флирте даже не думал понижать тон.
— Ты все о учебе, Фэн Синь, а как же ответить на мой вопрос?
— Я уже ответил.
Ши Чен засмеялся, обнажая ряд белых зубов, и хитро прищурившись, посмотрел на Фэн Синя.
— Я тебе не верю. Если бы у тебя кто-то был, я бы об этом знал.
— И тем не менее я занят, Ши Чен. Давай вернёмся к учебе, иначе я попрошу руководителя назначить меня на другой проект.
Внутри что-то оборвалось.
— И ты даже не дашь мне шанс? Ну, Фэн Синь.
Ши Чен подался вперёд, растягивая гласные, его рука потянулась к лицу Фэн Синя. Му Цин увидел, как его глаза распахнулись в ужасе.
Его тело двигалось быстрее мыслей.
В два шага преодолев разделяющее их расстояние, Му Цин схватился пальцами за спинку стула Фэн Синя и с силой потянул его на себя. Ножки со скрежетом проехались по полу, Фэн Синь дернулся от неожиданности, а Ши Чен замер. Его рука зависла в воздухе, Му Цин посмотрел на неё, не скрывая отвращения, после чего перевёл взгляд на Ши Чена.
— Ты плохо слышишь? Он занят.
Ши Чен скривился. Неприязнь исказила лицо, сделав его по-настоящему отталкивающим, и Му Цин мысленно отвесил себе оплеуху. Ему не стоило вмешиваться, но отступать было поздно.
— А тебе какое дело? Или он занят тобой?
— Даже если и мной, тебя это не касается. В тебе не заинтересованы, понимаешь? Ты можешь пройтись голым по кофейне, но он не обратит внимание на такую пустышку как ты.
Злость бурлила внутри, хотела выйти наружу, и Му Цин не собирался ей в этом отказывать.
— Ты!...
Ши Чен дернулся, как от удара, и начал вставать. Фэн Синь поднялся на ноги так резко, что Му Цину пришлось сделать шаг назад, чтобы тот не ударил его головой.
Стоять за спиной Фэн Синя было непривычно.
Привычно было хватать его за плечи, стараясь скинуть с себя во время драки, привычно было вбивать Фэн Синя спиной в стену, налегая сверху. Находиться сейчас позади Фэн Синя, закрывающего его собой, будто пытаясь защитить ощущалось странно.
За гранью возможного.
Му Цин растерянно посмотрел перед собой. Ши Чен выглядел так, будто Фэн Синь ударил его. Напряженная тишина повисла в воздухе и Фэн Синь прочистил горло, прежде чем сказать:
— Тебе лучше уйти.
Недовольно поджав губы, Ши Чен схватил лежащую на стуле сумку и быстрым шагом, не говоря ни слова, вышел из кофейни.
— Ты в порядке?
Му Цин заторможенно кивнул, глядя Фэн Синю в глаза. Непонятное нечто стянулось внутри, камнем давило на грудь, перекрывая доступ воздуху. Му Цин переступил с ноги на ногу и прикусил губу.
В порядке он не был.
Было неуютно. Фэн Синь молчал и оставался на месте, Му Цин молчал тоже. В голове роились мысли, и он вдруг подумал, что, наверное, был слишком груб в их последнюю встречу. Фэн Синь был не виноват в том, что он подавился, а Му Цин просто сорвался на него, ни с чего. Он открыл рот, чтобы извиниться, но вместо этого сказал:
— У тебя действительно кто-то есть?
Фэн Синь выглядел удивленным. Еще какое-то время продолжая открывать и закрывать рот, он справился с собой он только тогда, когда его взгляд перестал бегать по кофейне. Он отрицательно мотнул головой, но вместе с тем произнес:
— Есть человек, который мне нравится. Мы не вместе.
Му Цин почувствовал, как сжалось горло, и кивнул.
— Хорошо.
Ничего хорошего не было. Он развернулся и хотел уйти, когда Фэн Синь окликнул его сзади.
— Му Цин!
Его тон заставил Му Цина остановиться, словно ноги приросли к полу. Заторможенно обернувшись, Му Цин бросил:
— Мне нужно работать.
И не узнал собственный голос.
В глазах Фэн Синя мелькнуло что-то, чему Му Цин не смог дать название. С трудом сглотнув ставшую вязкой слюну, Му Цин раздраженно дернул плечом.
Фэн Синь выглядел непривычно неуверенным, когда спросил:
— Ты правда меня ненавидишь?
Как будто боялся услышать ответ.
Му Цин хотел ответить да. Хотел увидеть боль в чужих глазах, но гораздо сильнее боялся, что увидит в них безразличие. Ему стоило уйти сразу, стоило не подходить вовсе, но Му Цин не мог себя сдержать — не тогда, когда дело касалось Фэн Синя.
— Нет.
Фэн Синь сделал шаг вперёд, Му Цин дернулся назад, уходя от прикосновения. Он не знал, что именно хотел сделать Фэн Синь. Но вне зависимости от этого, все равно ни к чему не был готов. По лицу Фэн Синя будто прошла рябь. Он поджал губы, а его брови обиженно надломились.
Они заговорили одновременно.
Му Цин обронил «извини», Фэн Синь тихо сказал «спасибо». Взяв со стола тарелки, Му Цин быстрым шагом пошёл на кухню, не оборачиваясь назад. Руки мелко тряслись, а кончики ушей и щеки — горели. Сердце глухо билось о рёбра вместе с единственной мыслью: ему нравился Фэн Синь.
Ему нравился чертов Фэн Синь.
Что делать с этим озарением Му Цин не знал.
В его личном топе дерьмовых дней этот стал рекордсменом.
***
У Пэй Мина было шумно.
Расстеленный на полу твистер был почти не виден под уймой причудливо изогнутых тел, из колонок негромко лилась музыка, перекрываемая разговорами и смехом. Он приехал позже из-за того, что задержался на работе, поэтому все уже были навеселе и непонятно, был тому виной алкоголь или витающее в воздухе хорошее настроение, которому сложно было не поддаться. Му Цин не стал ходить по дому, чтобы со всеми поздороваться, и занял свободное место в зале, устроившись рядом с молчаливым Гу Цзы.
Фэн Синя видно не было.
Ему не без труда удалось избегать его предыдущую неделю, и пусть Му Цин знал, что сегодня им предстоит встретиться, это не значило, что он был в силах сделать это. На удивление самого Му Цина вечер шёл хорошо. Он и сам не заметил, как оказался втянут в разговор, а в какой-то момент и вовсе присоединился к игре в твистер - Цинсюаню порой бывало сложно отказать. Сыграв два раунда, в одном из которых ему даже удалось победить и устоять на ногах дольше всех, Му Цин капитулировал. От громкой ругани Ци Жуна звенело в ушах, так некстати распущенные волосы Ичжэня лезли в рот, и Му Цину нужен был перерыв, если он не собирался закончить вечер резней.
Взяв со стола только что замешанный лонг, Му Цин выскользнул из зала.
Зайдя по дороге на кухню и перекусив на скорую руку, Му Цин вышел в другую часть дома, где располагалась игровая. Еще когда он был на кухне, то подумал, что был бы не прочь сыграть в бильярд. В том, что компания найдется сама, он не сомневался - в конце концов он все еще не видел самого Пэй Мина, а также Се Ляня и всегда находящегося с ним Хуа Чена. Мысли о Фэн Сине он старательно отгонял, но в этом не было никакого смысла. Едва переступив порог игровой, Му Цин увидел Фэн Синя и уже не смог отвести взгляда.
Фэн Синь улыбался.
Его голова была запрокинута, их с Се Лянем затылки и спины соприкасались, а глаза были закрыты. Губы Фэн Синя были растянуты в улыбке такой широкой, что на щеках появились ямочки. Му Цин впился в них взглядом и крепче стиснул пальцами бокал. Не смотря на улыбку, Фэн Син без труда подпевал Се Ляню, а их тела двигались в такт музыке, будто бы они были чертовыми айдолами из клипов. Му Цин понял, насколько глупо было избегать Фэн Синя все эти дни. Тщательно выстраиваемая оборона вмиг рухнула, словно карточный домик, стоило ему только его увидеть. Му Цин едва успел подумать о том, чтобы уйти, когда Фэн Синь открыл глаза.
Их взгляды встретились, голос Фэн Синя, тянувший припев, сорвался, и Му Цин почувствовал, как его собственная рука дрогнула.
Зашипев сквозь зубы, Му Цин перехватил бокал другой рукой, отряхиваясь от сладковатой жидкости. Махнув «пострадавшей» рукой певцам, Му Цин, только отвернувшись от них заметил, что в комнате были и другие люди. Хуа Чен отсалютовал ему бокалом, почти сразу потеряв интерес, и вернулся к разговору с Хэ Сюанем. Пропавший ранее из зала Цинсюань тоже обнаружился здесь - он восторженно захлопал в ладоши, когда Се Лянь и Фэн Синь закончили петь.
Му Цин досадливо поморщился и сделал большой глоток, смачивая горло.
— Кто-то хочет сыграть?
Кивнув на бильярдный стол, Му Цин поочередно обвел всех взглядом, дольше чем нужно задержав его на Фэн Сине. В голове все еще звучал его голос, и Му Цин признался самому себе, что ему понравилось, как пел Фэн Синь.
— Я сыграю.
— Ты проиграешь.
Му Цин приподнял бровь и со стуком опустил стакан на столик. Фэн Синь дернул уголком губ вверх и кивнул.
— Посмотрим.
Исход игры Му Цину впервые был не так важен, как процесс, обещавший быть интересным.
*** Если бы день шел хорошо и закончился хорошо, то это был бы не день Му Цина.
Иногда ему казалось, что невезучесть Се Ляня передавалась воздушно-капельным путем. Как иначе объяснить внезапно обваливающиеся на него снежным комом неудачи он не знал. Когда машина не завелась, Му Цин почти не удивился, но утихшее было раздражение вскинуло голову с новой силой. Уперевшись лбом в руль, Му Цин не сильно ударился о него. Оставаться у Пэй Мина не хотелось, но и других вариантов у него не было - автобусы по ночам не ездили, деньги он оставил дома, а просить их у кого-то из ребят не было никакого желания.
Из-за неожиданного стука в окно Му Цин подскочил.
Машина издала жалобный писк, когда рука на руле нажала на сигнал, и Му Цин нахмурившись, посмотрел в окно. Фэн Синь, привычно собранный и серьезный, всматривался в его лицо, а в глазах было что-то смутно похожее на беспокойство. — Что то случилось?
Му Цин закатил глаза, выходя из машины, и поставил ее на сигнализацию. Переступив с ноги на ногу, Му Цин приподнял подбородок и сложил руки на груди. Вокруг них не было ни души, фонари горели тусклым светом, и Му Цин почувствовал себя беззащитным, оставшись с Фэн Синем наедине.
— Машина сломалась. Вызову утром эвакуатор, придется остаться ночевать тут.
Недовольство в голосе он скрыть даже не пытался.
Фэн Синь посмотрел Му Цину за спину, прямиком на дом, и чуть пожал плечами.
— Я могу тебя подвезти.
Му Цину показалось, что он ослышался. Посмотрев вокруг и убедившись, что они действительно были вдвоем, Му Цин вернул свой взгляд к Фэн Синю. То что они, оставшись вдвоем, разговаривали больше пяти минут и все еще не подрались, было феноменом. Не то чтобы Му Цину действительно этого хотелось, но факт оставался фактом — они спорили почти всегда, стоило им только открыть рты, и редко когда их споры останавливались на словах. Сделав шаг вперед, Му Цин сократил и без того небольшое расстояние между ними и принюхался. Му Цин видел, как напрягся по началу Фэн Синь, и от этого внутри кольнуло обидой, но, совладав с собой, он остался стоять на месте, почти сразу расслабившись.
Му Цин принюхался.
— Я не пил. Иначе не сел бы за руль.
Му Цин снова закатил глаза.
— Конечно нет. На чем ты приехал?
— На нем.
Проследив взглядом за указывающим в сторону пальцем, Му Цин не сдержался, удивленно приподнимая брови. Припаркованный мотоцикл манил его не хуже, чем лампочка мотылька. Му Цин мог представить, как его глаза загорелись интересом, когда он в два шага оказался рядом и коснулся пальцами руля. Мотоцикл он не водил давно. С момента, как отказался от него в пользу машины, а это было больше года назад, но если ему подвернулся такой шанс, упускать его он не собирался.
Даже если мотоцикл принадлежал Фэн Синю.
— Ты проиграл мне. Я поведу.
— При одном условии.
На плечи Му Цина опустилось что-то тяжелое. Застыв и не закончив движения, Му Цин протянул руку, касаясь кожаной куртки, неожиданно оказавшейся на нем. Они с Фэн Синем были почти одного роста, но отличались комплекцией — у Фэн Синя были широкие плечи и выраженные мышцы, в то время, как себя Му Цин описал бы простым словом «сухой». Куртка была немного велика ему в плечах, отчего казалась вдвое больше, чем было на самом деле. От нее пахло древесным одеколоном, и она все еще хранила тепло Фэн Синя.
Му Цин почувствовал себя героем сопливого фильма про подростков, но отказаться от куртки не посмел бы даже под страхом смерти.
— А ты?
Фэн Синь мотнул головой и прошелся по Му Цину взглядом, задержав его в районе шеи и подбородка. Му Цину захотелось прикрыться. Чужой взгляд ощущался так остро, будто Фэн Синь только что коснулся его руками.
— Кофта достаточно теплая, а в ячейке есть ветровка. Я не замерзну.
Кивнув, Му Цин принял из рук Фэн Синя шлем и дождался, когда тот закончит одеваться. Опустив сидение на место, Му Цин сел на мотоцикл и Фэн Синь сел следом, обвивая руки вокруг его талии. Мотор мягко зарычал. Они сорвались с места, почти мгновенно набирая скорость — Му Цин всегда питал слабость к быстрой езде.
Фэн Синь прижался сильнее, не оставляя между их телами ни миллиметра пространства.
Уперся подбородком в плечо, устроил ладони на животе и, кажется, не дышал. Му Цин чувствовал, как обжигающая кровь течет по венам, как бурлит в ней адреналин, и тяжелеет внизу живота. Рука Фэн Синя скользнула вниз, и вместе с ней вниз ухнуло и сердце Му Цина. Стало страшно. Страшно от своих мыслей, от чужих движений и от того, как легко было потерять контроль.
Мотоцикл опасно вильнул в сторону, и Му Цин крепче сжал руль пальцами, возвращая его в колею.
Фэн Синь продолжал гладить его, пока футболка не задралась, обнажая кожу, и лишь когда ладони оказались под одеждой, замер, позволяя Му Цину спокойно вести. Му Цин хотел, чтобы дорога не заканчивалась никогда и чтобы она закончилось немедля.
Припарковавшись у дома, Му Цин резким движением опустил подножку вниз, спрыгивая на асфальт. Волосы, растрепанные из-за шлема, который Му Цин повесил на руль, лезли в глаза. Он повернулся к Фэн Синю и упёр палец ему в грудь
— Какого черта ты делал?!
Коктейль из страха и возбуждения ударил в голову, преобразился в привычную злость, целью которой неизменно становился Фэн Синь. Всегда только он. Му Цин все еще чувствовал обжигающие даже сквозь одежду ладони, острый подбородок на плечах и тепло, что дарило прижимающееся сзади тело. На щеках выступил злой румянец, дыхание выходило сбивчивым, но отступать Му Цин не собирался. Что за игру вел Фэн Синь,он не знал и знать не хотел, но позволить издеваться над собой было бы непозволительной роскошью.
Фэн Синь посмотрел ему в глаза, глубоко вдохнул, будто перед прыжком в воду, и накрыл руку Му Цина своей, прижимая к груди.
— Когда я был маленьким, мама сказала, что если я триста раз поглажу живот Будды, то он исполнит мое желание. Я всегда сдавался, едва доходя до двухсот, и сегодня тоже сдался, но как думаешь…
— Что ты…
— ...может мое желание все-таки исполнится?
Му Цин потрясенно смотрел на приближающееся к нему лицо Фэн Синя. На короткие, пушистые ресницы и едва заметные веснушки на носу — он и не видел их раньше, никогда не решаясь смотреть дольше, чем это было нужно. Фэн Синь продолжал говорить тихо, на грани шепота, будто доверяя ему, Му Цину, великую тайну.
— По крайней мере надеюсь, что мои зубы останутся при мне.
Му Цин едва успел уловить улыбку на губах Фэн Синя, когда он положил руку ему на затылок и поцеловал, притягивая к себе. Му Цин дернулся и уперся раскрытой ладонью в чужую грудь в попытке оттолкнуть, но Фэн Синь лишь крепче сжал пальцы в его волосах, даже не думая отпускать.
Чужое сердце под ребрами билось так же сильно, как его собственное, и Му Цин шумно выдохнул, наконец-то расслабляясь и целуя в ответ.
Злость внутри лопнула, как воздушный шар, уступая место чему-то совершенно незнакомому. От этого «чего-то» в груди зарождался смех, а губы дрожали, и с этим Му Цину только предстояло научиться жить.
Он не знал, было дело в Будде, в Хуа Чене, поделившимся с ними удачей, или в чем-то еще. Но две вещи Му Цин знал наверняка.
Во-первых, чувство, заполняющее его изнутри, называлось счастьем.
Во-вторых, когда желания двоих исполнялись одновременно — это можно было считать чудом.
4) Болею третью неделю и живу почти без выходных. Хоть бессоница прошла и на том спасибо. В общем ничего нового бгг
1) Восемь лет (в моем конкретном случае почти пять), 40 томов, 360 глав а про Сакусу я все еще знаю хуй да маленько. Ну, ничего. Хатико, Сириус, Лань Чжань ждали и я подожду!
Самобичевание не дает наслаждаться полноценной жизнью, но может быть я таки решусь распахнуть плащ и явить в общей сложности 12к текста, которые уже успели у меня накопиться по хк. Всему свое время.
2) Прочитала магистра. Потом посмотрела магистра и еще раз посмотрела магистра. Честно могу сказать, что ожидала худшего и искренне рада, что все оказалось не так плохо, как со всех щелей трубят.
читать дальшеЯ с огромной настороженностью отношусь к BL канонам, потому что они имеют тенденцию выглядеть как всегейский фанфик, зачастую без особого сюжета, с повальной самцесучностью и с тем, что все спят со всеми. По-крайней мере мне обычно «везло» именно на такое и в итоге я перестала читать BL-ки. Про модао аналогично слышала много плохо и про то, что там ужасный ЛЧ который насилует свою укешку каждый день и про укешку, которого разве что мертвый еще не трахал (хотя тут спорный вопрос бгг). И про «секс у нас будет каждый день и неважно что ты там хочешь» и уж совсем крипоту Бичень. Но в итоге я все же решилась, потому что канон показался мне интересным, а мнение я предпочитаю все же составлять только после того, как сама со всем ознакомлюсь. И тут я просто...
Потому что это пиздец
Потому что меня просто разорвало нахуй от взаимоотношения персонажей, от персонажей, от событий и я просто чуть трижды не сдохла от эмоционального перегруза пока читала. А потом смотрела. И в общем я не уверена, что смогу подобрать слова, чтобы выразить все, что я думаю и чувствую. Мне кажется, что я влюблена буквально в каждого персонажа, в каждую историю и каждому из них я готова отдать пол царства и почку в придачу.
Кроме разве что Сун Ланя. Я предпочитаю игнорировать его существование. Ну, и кроме злобной части клана Вэень и Цзинь. Но А-Яо не в счет! Он — исключение из всех правил.
В общем и целом мне все безумно понравилось. Жалко, что так урезали дунхуа, а некоторые сцены смотрю сквозь тонну знаков вопроса. И отдельный вагон любви дораме и ее касту. Да, сюжет тоже вызывает много вопросов но. Но!!! Какие актеры, как они шикарно играют, какую атмосферу создают и как все красиво.
Корю себя за то, что редко что-то пишу по мере прочтения. Про многих хочется высказаться отдельно. Про Цзян Чэна, Сычжуя, Цзин Лина, Вэнь Нина, Хуайсана, Сиченя, про... да блять. Про всех мне кажется. Назовите почти любое имя а я накатаю простынь о том, что я думаю и Ч У В С Т В У Ю.
А сейчас хочется все же вернуться к плохому. Единственное, чего я решительно не понимаю, так это сомнительной фиксации на изнасиловании у Мо. То что ЛЧ темпераментный мужик, который в постели ведет себя не так сдержанно, как в обычной жизни — это ок. Что ВИ тот еще провокатор и любит грубо — тоже ок. Что не ок, так это постоянные крики «ты меня насилуешь о да насилуй еще или я буду тебя насиловать хотя давай ты меня понасилуешь». И что иногда это правда смотрится уже на грани и становится немного некомфортно. Мо создала замечательные отношения между ЛЧ и ВИ за развитием и юстом которых было очень интересно и приятно наблюдать. И поэтому, когда ЛЧ который буквально трясется над ВИ, который столько ждал его и стольким пожертвовал, который любит его очевидно больше себя, клана, любых мирских устоев превращается в домашнего тирана это смотрится просто нелепо. И это почти обесценивает все, что было написано и сделано ранее. Конечно тот факт, что ВИ на самом деле все это нравится и он вообще тащится и только рад, когда его в хвост и в гриву немного все уравновешивает, но все же имхо это смотрится немного неуместно. И вот тут как раз показывается какая-то типичная самцесучность, которой и не пахло до этого. В общем на любителя.
Ну и напоследок:
ЛЧ: Твоё хрустальное сердце выдержало все невзгоды. Непокорный, ты упрямо говорил, что тебе всё равно. Однако порицание стало твоей погибелью.
ЛЧ: Ты отвергнешь тысячи пыльных правил этого мира ради наполовину выпитого сосуда Улыбки Императора. Ты опьянён вином, я опьянён тобою. Струны Ванцзи молчат, но любовь поёт, я никогда не смогу открыть чувства в сердце. Теперь, когда мы встретились вновь, дни в ожидании и тоске по тебе мелькают, словно по щелчку пальцев.
ЛЧ: С тобою рядом все смерти, все страдания - лишь мгновение. Вино ещё не остыло. Оглядываясь на прошедшие без тебя 10 лет, я понимаю, что воспоминания в тоске о тебе тоже хранили тепло.
ВИ: Оглядываясь на прошедшие без тебя 10 лет, я понимаю, что мучительные в своей жестокости воспоминания согревались тобой.
ЛЧ: Моя первая любовь играет на флейте мою первую песню о любви.
ВИ: А прошлый обожатель продолжает историю старой любви.
ЛЧ: Ты касаешься моего сердца, возвращая меня в земную суету. (с)
источник vk.com/mdzscult-wangxian-song
Всю душу мне вынули
3) На радостях пошла читать Небожителей прочитала 100 глав ииии не нашла больше переведенные. А я только наконец-то всецело во все въехала и мне стало интересно. Эх.
Сходила на ебский в хк иии это мой первый фест за год? Вообще сложные впечатления от феста и фандома в целом.
Все получилось как-то случайно. Разговаривали с Котом я заикнулась, что люблю хк и вообще скучаю по фандому, он мимоходом обронил, что сейчас фест идет и есть команда Тендо и я скрипя сердцем решила сходить не особо надеясь, что что-то напишу, потому что я творческий импотент. Потом я начала нагонять мангу и мне как будто ударило битой по голове. И помимо Тендо у меня появилась вторая команда. Очень неожиданная но очень приятная команда.
Сначала не хотела деанонится потому что во-первых неоч довольна собой а во-вторых думала, что на пост не будет времени а мне очень хотелось поделится впечатлениями. В итоге подумала, что я слишком к себе критична и давно пора было смириться со своей «продуктивностью» и мне дали выходной, поэтому время на короткий пост таки нашлось.
1) Хочу сказать большое спасибо тендотим. Вы просто чудесные! Постоянное общение, обсуждение, фидбек, фаноны. Это прямо тот формат, который я обожаю, который заставляет меня вспоминать почему я вообще однажды упала в фандомную жизнь. Это вообще то, что я любила в нашем фандоме и мне было приятно, что вернувшись спустя столько времени, я попала в такую вдохновляющую атмосферу. Грущу, что большую часть времени у меня сожрал реал и я в итоге наблюдала за чатом издалека, но даже от этого наблюдения настроение поднималось на 10 из 10.
В команду Тендо принесла вот этот фик: Название: Солнце взошло Тема: Канон Пейринг, персонажи: Ушиджима Вакатоши/Тендо Сатори Категория: слэш Рейтинг: R Жанр: романтика, ER Предупреждение: авторские фаноны, возможно ООС персонажей Размер: 2039 слов Краткое содержание: Хотелось домой. Снять порядком надоевшую обувь, лечь на кровать, вытянувшись во весь рост,и обнять подушку. А лучше - Ушиджиму. Тендо успел по нему соскучиться.
Тендо ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Дышать стало немного легче. Светлая макушка снова мелькнула перед глазами, в нос ударил приторных запах духов, и Тендо сделал маленький шаг назад, возвращая свое личное пространство. Чужие пальцы на секунду коснулись пуговицы: второй сверху, у сердца, и Тендо виновато улыбнулся, закидывая руку за голову.
– Боюсь, что эту часть своей одежды я могу оставить только в спортивном зале. Извини.
Юкими – девушка из параллельного класса – коротко кивнула. Светлая прядь упала на лицо, скрывая румянец, взгляд опустился в пол. Разбивать сердца на площадке было куда веселее, чем в обычной жизни. Тендо почувствовал себя неуютно и поспешил уйти – хорошо, что в зале все еще хватало людей, среди которых можно было затеряться. Хотя многие уже и ушли, со всех сторон все еще раздавались голоса и смех, мелькали вспышки камер, и Тендо едва не пошатнулся от навалившейся усталости.
Хотелось домой.
Снять порядком надоевшую обувь, лечь на кровать, вытянувшись во весь рост,и обнять подушку. А лучше - Ушиджиму. Тендо успел по нему соскучиться.
Сегодня они немного времени провели вместе – было слишком много людей, желающих пообщаться с ними напоследок, прежде чем академия останется позади. Даже неразговорчивый Ушиджима был общительнее, чем обычно, поддавшись всеобщему настроению. Тендо пробежался взглядом по залу. Сэми, как и всегда, находился в компании девушек и над чем-то смеялся. Рядом стоял непривычно серьезный Реон, внимательно прислушиваясь к разговору. Ямагата в общем веселье не участвовал, а стоял, привалившись к стене, и переговаривался с одноклассником и учителем.
Ушиджимы нигде не было.
– Тендо.
Тяжелая рука легла на плечо, а от знакомого голоса по коже пробежали мурашки. Тендо обернулся, встречаясь взглядом с Ушиджимой.
– Вакатоши-кун, а я тебя везде ищу!
Губы невольно расплылись в широкой улыбке, щеки обожгло жаром – Ушиджима стоял слишком близко, и Тендо отбросил подальше мысль, что хотелось бы еще ближе. Чтобы не было лишних глаз, одежды и можно было кожей ощутить чуть грубоватые подушечки пальцев. Чтобы можно было прижаться крепче, пройтись губами по шее, а после целоваться. Долго, глубоко, как любил Ушиджима и сам Тендо, постепенно переходя к большему. Ушиджимы катастрофически не хватало в последнее время, а от приближающейся разлуки каждый момент с ним чувствовался острее.
Воздух вокруг сгустился, и Ушиджима качнулся вперед. Сердце глухо ударилось о ребра, и на секунду Тендо подумал: сейчас поцелует – с Ушиджимы сталось бы. Не поцеловал. Поправил воротник и отошел назад, обжег потемневшим взглядом и спросил:
– Уйдем?
Тендо кивнул, как загипнотизированный, не в силах оторвать от него взгляд.
С друзьями прощались быстро. Махнули рукой, списав поспешный уход с праздника на усталость и необходимость собирать вещи. Сэми как-то понимающе усмехнулся и кивнул, снова переключая внимание на девушек. Тендо мельком отметил, что у него самого второй пуговицы уже не было, и улыбнулся – значит все-таки нашел в себе силы признаться.
Улица встретила приятной после душного зала прохладой и тишиной. Ушиджима молчаливо шел рядом, их плечи то и дело соприкасались, а ладонь Тендо почти зудела - так сильно хотелось взять его за руку.
Ушиджима прижал Тендо к стене, стоило свернуть с освещенной дороги.
Рукой зарылся в волосы, притягивая ближе, втиснул колено между ног. Целовал горячо, сбивчиво, и Тендо, вцепившись в чужие плечи, чувствовал, как тепло и смех распирают грудь изнутри.
Хлопнула дверь. Тендо услышал это будто из-под толщи воды. Горячее тело пропало, и он, распахнув глаза, счастливо рассмеялся.
Чуть не попались.
– Идем!
Тендо схватил Ушиджиму за руку и повел за собой – дальше по улице, к парку, вниз к озеру, которое он присмотрел уже давно. Было темно и тихо, свет от фонарей почти не достигал берега, раскидистые, успевшие зацвести деревья окончательно скрывали от посторонних глаз. Тендо снял пиджак и кинул его на траву – хорошо, что он был не белый, как успевшая стать привычной школьная форма. Ушиджима опустился рядом. Запрокинул голову, посмотрел вверх, в небо, и Тендо забегал взглядом, не зная, куда смотреть – на бесконечное небо, полное звезд, или на Ушиджиму, на которого никогда не мог насмотреться.
Они вместе уже второй год, но Тендо все еще казалось, что каждый раз он видел его впервые.
– Смотри, падает! Загадай желание.
Яркая полоса расчертила небо и исчезла без следа. Ушиджима покачал головой.
– Все, что я хотел, уже исполнилось.
Тендо улыбнулся. Слышать такое от Ушиджимы было непривычно, даже странно. Тендо помнил, как они впервые говорили о мечтах и желаниях, с каким непониманием Ушиджима смотрел на него, говоря, что нет ничего такого, чего он не смог бы добиться, поставив цель. Помнил, как объяснял, что это важно – иметь мечту, прекрасную, недостижимую, и сам не заметил, как со временем Ушиджима стал его собственной мечтой. А потом стал замечать, как подолгу смотрел на него Ушиджима, становясь иногда еще более тихим и хмурым, чем обычно, а однажды признался, что у него появилось одно-единственное желание. Они тогда поцеловались в первый раз. В пустом зале, после тренировки, перед отборочными. Тендо боялся, что этот раз и станет последним, но зародившееся тогда со временем становилось лишь крепче.
– Сегодняшний вечер - особенный, понимаешь, Вакатоши-кун? Нужно сделать так, чтобы он запомнился, – Тендо пошарил рукой в траве и хитро улыбнулся, когда пальцы коснулись металла. – Ты мне доверяешь?
Ушиджима кивнул, и Тендо вытянул руку вперед, сжимая в ней небольшую фляжку.
– Сестрица Мегуми дала мне ее после церемонии. Сказала, что сегодня все можно, поэтому, давай попробуем?
Ушиджима нечитаемым взглядом уставился на фляжку. Молчание затягивалось, и Тендо чувствовал, как от волнения сердце начало биться в горле.
– Если ты против, я выброшу ее, и мы придумаем что-то другое.
Тендо махнул рукой и прикусил губу, почувствовав себя глупо. Наверное, он все испортил. Глупо было надеяться, что Ушиджиме будет интересно выпить с ним, но Тендо хотел попробовать. Именно сейчас и именно с Ушиджимой – делать что-то с Ушиджимой в первый раз почти стало привычкой.
– Я не против. Давай попробуем.
От предыдущих эмоций не осталось и следа.
– Ты лучший, Вакатоши-кун.
Ушиджима коротко улыбнулся и забрал фляжку из рук Тендо. Принюхался, открыв крышку, и постучал пальцами по бедру. «Волнуется», – отстраненно отметил про себя Тендо, вот только из-за чего, не понимал. Когда губы Ушиджимы коснулись горлышка, Тендо придвинулся ближе. Хотелось запомнить каждую мелочь, отпечатать в памяти, как прошелся язык по влажным губам, как Ушиджима коротко поморщился и выдохнул, передавая Тендо фляжку.
– Ну как?
Любопытство распирало изнутри. Ушиджима еще раз улыбнулся и пожал плечами.
– Странно. Горло обжигает на секунду обжигает так, что хочется выплюнуть. А потом тепло становится где-то внутри. Попробуй.
Тендо кивнул и сделал глоток. Горло и вправду обожгло, защипало в носу, и Тендо чуть не закашлялся, пока не пришло обещанное Ушиджимой тепло, мягкое и успокаивающее. Виски очевидно было с колой. Ее почти не чувствовалось, но Тендо был уверен, что она смягчает вкус гораздо сильнее, чем казалось.
– Действительно странно, – Тендо, следуя примеру Ушиджимы, облизнул губы и передал фляжку обратно.
Ушиджима придвинулся ближе, опустил голову на плечо, и Тендо, пробежавшись пальцами по его кисти, переплел с ним пальцы. Сознание становилась легим, тело постепенно расслаблялось, тепло от солнечного сплетения распространялось дальше, и Тендо не был уверен, виной тому алкоголь или Ушиджима, уткнувшийся носом ему в шею.
Они негромко переговаривались, иногда прерываясь, чтобы сделать очередной глоток. От волос Ушиджимы пахло шампунем, они щекотали губы и нос, и Тендо то и дело ерзал, чтобы его почесать. Ушиджима водил носом по его шее, мягко гладил пальцами ладони и иногда почти неощутимо целовал, от чего кожа покрывалась мурашками, а внизу живота сладко сводило.
Хотелось, чтобы ночь не заканчивалась.
Ушиджиму хотелось забрать, спрятать от всего мира, чтобы они могли всегда сидеть вот так, вдвоем. Чтобы не нужно было думать о чем-то серьезном, не нужно было собирать вещи и выезжать из комнаты, которая стала им двоим домом. Чтобы не нужно было прощаться.
– Я уезжаю через неделю.
Тендо закрыл глаза. Рука против воли дрогнула, и Ушиджима сжал ее сильнее, возвращая в реальность.
– Я знаю, Вакатоши-кун. Я успею надоесть тебе за оставшееся время, потому что я планирую взять от него все.
Тендо рассмеялся, но вышло как-то невесело. Сердце вдруг сжалось от невыносимой тоски, и Тендо прикусил губу. Глупо было думать, что это дастся это легко, но выбирать не приходилось – Ушиджиме уже прислали ответ его ждали на сборах и в университете в Токио. Тендо же предстояло остаться в Мияги и помочь решить семейные проблемы, так не вовремя свалившиеся на голову. Можно было бесконечно представлять, как они могли бы приехать в Токие вместе, но это не имело никакого смысла и не помогало примириться с реальность. Тендо и так будет приезжать, им не придется переживать по поводу жилья – отец Ушиджимы уже решил вопрос с квартирой, но при мысли о том, что Ушиджимы не будет рядом каждый день, становилось холодно и страшно.
Ушиджима подался вперед, обхватил лицо Тендо ладонями и прижался губами к губам. Скользнул внутрь горячим языком, заставляя раскрыться навстречу, и Тендо задрожал от настойчивых, горячих прикосновений.
– Я люблю тебя, – шепнул Ушиджима прямо в губы.
Тендо притянул его ближе, заставляя нависнуть сверху, роняя на себя, захлебнувшись на секунду в тихом желании и отчаянии. Руки и губы шарили по телам, стукнули друг о друга пряжки ремня, и Тендо выгнулся навстречу, прижимаясь пахом к паху. Ушиджима коротко зарычал, и Тендо шумно выдохнул от прошедшей по телу вспышки возбуждения. Было жарко, он будто плавился изнутри и не знал, что в этом виновато больше – алкоголь или Ушиджима. А еще – неудобно, земля была слишком твердой, пиджак под ними сбился, хотелось снять одежду и оказаться на кровати, но от желания темнело в глазах и остановиться сейчас казалось невозможным.
– Если нас кто-то увидит, то я сойду с ума, а ты точно никогда не уедешь, потому что нас точно посадят за...
Тендо громко застонал и толкнулся навстречу ласкающей его руке. Ушиджима провел по всей длине, оттянул чувствительную кожицу на головке. Тендо дернулся, поймал чужую руку и широко, мокро провел языком по ладони. Хотелось не так, хотелось больше, глубже, чтобы Ушиджима был внутри и не надо было торопиться, но Тендо лишь вцепился пальцами в плечи, когда Ушиджима обхватил их члены и быстро задвигал рукой.
Вспышка удовольствия выбила воздух из легких. Тендо глухо застонал, уткнувшись Ушиджиме в шею, и почувствовал, как тот задрожал, кончая следом. На тело, расслабленное после оргазма, навалилась усталость, и Тендо подавил зевок. Посмотрел на Ушиджиму и не сдержал смеха: растрепанный вид, криво застегнутые пуговицы и такой же осоловелый, как и у самого Тендо, взгляд.
– Я буду очень скучать, – он говорил тихо, но знал, что Ушиджима услышит.
Тендо прижался лбом к чужому горячему лбу и на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь спокойствием и нежностью. Скользнул ниже, проводя кончиком носа по носу Ушиджимы, и коротко поцеловал в губы.
– Думаю, нам нужно идти.
Ушиджима кивнул и отстранился, вставая на ноги, протянул Тендо салфетки. Тендо благодарно кивнул, поднимаясь следом, приводя себя в порядок, заправил рубашку и отряхнул пиджак. Поднял лежащую на траве пустую фляжку, салфетки, и выбросил их в ближайшую мусорку.
Небо на горизонте светлело.
Говорить не хотелось, поэтому Тендо молчал. Ушиджима молчал тоже, явно погруженный в свои мысли. Они почти вышли на дорогу, как Ушиджима резко остановился. Тендо не сразу понял, что он отстал, и удивленно обернулся.
– Вакатоши-кун?
Ушиджима, до этого не поднимавший глаз, посмотрел прямо на Тендо, чуть прищурился. Лучи восходящего солнца мягко коснулись его лица и Ушиджима облизнулся.
– Я загадал желание. Когда та звезда упала.
– М?
– Дай мне руку.
Тендо недоуменно моргнул, но выполнил просьбу. Ушиджима мягко провел пальцами по его запястью и повернул ладонь тыльной стороной вверх. Сердце в груди забилось так громко, будто в уши вставили наушники с записью звука пульса.
– Ты говорил, что нельзя озвучивать желание, иначе оно не сбудется. Поэтому просто прими это.
Тонкий холодный ободок скользнул по пальцу и остановился, как остановилась и рука Ушиджимы. Тендо казалось, что его сердце замолчало, остановилось тоже.
– Вакатоши-кун…
– Ты можешь вернуть мне его, когда посчитаешь нужным, – Ушиджима поджал губы, и Тендо набрал в грудь побольше воздуха, почти возмутился, но промолчал, стоило ему снова встретиться с Ушиджимой взглядом. – Но до тех пор, пока ты носишь его, где бы ни был ты и где бы ни был я, ты – мой.
Чувства взметнулись внутри, как цунами, сметая под собой любые сомнения и страхи. Тендо улыбнулся, сначала робко, уголками губ, а после - уже не сдерживаюсь, и сжал Ушиджиму в объятиях, счастливо выдыхая:
– Ты никогда не получишь его обратно, Вакатоши-кун. Никогда.
Тендо искренне верил – нет проблемы с которой они бы не справились. Вместе они смогут пройти через все, а расстояние – всего лишь мелочь на их пути.
И эту мелочь они преодолеют тоже, как и все, что были до нее.
Над горизонтом взошло солнце.
2) Биту которая ударила меня по голове зовут Кагеяма. Зашла в ночи на дайри как раз думая над тем, что хорошо, что я больше никуда не вписалась и набор закрыт и увидела, что в соо зовут играть за Кагеяму. Сгрызла свои локти и робко постучалась пообещав не рыбодебилить. И тут я шлю бесконечное море любви Рико, которая слушала, поддерживала и фанонила вместе со мной. Мне повезло оказаться с тобой в одной лодке. Мой вклад в кагеяматим был максимально скромный (извини!) хотя мог бы быть больше, но миди я закончить не успела Теперь мне все чаще начинает казаться, что я уже его и не закончу, хотя надежда все еще теплится внутри.
В кагеяматим принесла вот этот фик:
Название: Случайная встреча Тема: Канон Пейринг, персонажи: Кагеяма Тобио/Савамура Дайчи Категория: слэш Рейтинг: G Жанр: романтика Размер: 745 слов Краткое содержание: Раньше, еще в школе, когда Кагеяма понял, что испытывает к капитану не дружеские чувства, он испугался. Старался закрыть на них глаза и думал, что пройдет - в его возрасте так глупо влюбляться нормально. Не прошло.
читать дальше— Поэтому Сугавара теперь работает у родителей в цветочном, а я иногда помогаю ему.
Дайчи поставил уже пустую кружку на стол и улыбнулся. Кагеяма задумчиво кивнул и перевел взгляд за окно. На улице уже стемнело, часы показывали почти семь вечера, и Кагеяма едва поморщился от досады. Если Дайчи хотел успеть вернуться, то им пора было прощаться.
Делать этого не хотелось.
— Эй, Кагеяма, ты меня слышишь?
Кагеяма моргнул, возвращаясь из мыслей в реальность. Дайчи, придвинувшись, с беспокойством посмотрел ему в глаза. С такого близкого расстояния Кагеяма мог разглядеть лучики мелких морщинок у глаз и начавшую пробиваться щетину. Пройдя взглядом по его лицу, Кагеяма остановился на губах и бездумно облизал свои.
Дайчи смущенно прочистил горло и отвернулся. Кагеяма видел, как румянец заливает его шею и уши.
— Извини, Савамура-сан. Я отвлекся. Что ты сказал?
Дайчи был едва ли не единственным человеком, с которым Кагеяма поддерживал общение после школы. Связь с остальными семпаями постепенно сошла на нет, как и с бывшими сокомандниками. Только Хината иногда заглядывал к нему в гости, но встречи случались все реже, а еще к удивлению самого Кагеямы - Цукишима, общего с которым у них оказалось больше, чем можно было подумать. В университете он неожиданно для себя сблизился с братьями Мия, которые при близком знакомстве оказались хорошими друзьями, хоть и раздражали своими выходками. Ойкаву назвать другом было сложно, но у них были весьма теплые отношения, насколько они вообще могли быть между ними.
Дайчи был единственным, по кому Кагеяма по-настоящему скучал.
Раньше, еще в школе, когда Кагеяма понял, что испытывает к капитану не дружеские чувства, он испугался. Старался закрыть на них глаза и думал, что пройдет - в его возрасте так глупо влюбляться нормально. Не прошло. Даже когда Дайчи ушел из Карасуно, когда встречи стали совсем редкими, сердце все равно сбивалось с ритма, стоило увидеть от него сообщение, а дыхание замирало где-то в груди, когда они сталкивались лицом к лицу.
Как например сегодня. Увидев Дайчи стоящего у витрины магазина, Кагеяма сам замер, как будто кто-то нажал на пульте кнопку стоп.
Раньше Кагеяме казалось, что у него нет никакого шанса, но прошедший день заставил подумать иначе. В последнее время их общение стало происходить чаще, а иногда даже удавалось поговорить по телефону. Дайчи обычно звонил перед сном. Кагеяма сначала удивлялся и не верил, что это может продолжится, но звонки не прекратились и созваниваться раз или два в неделю вошло в привычку. Кагеяма знал о многом, что происходит в жизни Дайчи, но увидев его в Токио почувствовал себя обманутым.
Не предупредил, даже не сказал, что приедет.
Такой поступок Дайчи объяснил сразу, Кагеяма даже не успел задать вопрос, как уже знал на него ответ - Сугаваре необходимо было забрать какие-то документы, но из-за работы не было возможности, поэтому поехал Дайчи. Задерживаться в Токио он не планировал, в Мияги его ждали дела, поэтому и не сказал ничего Кагеяме. Хотел приехать позже, заранее договорившись, когда будет больше времени. Но от предложения прогуляться не отказался и как результат, сидел сейчас рядом. Краснел от слишком пристального взгляда и кусал губы, а иногда Дайчи и сам смотрел на него не отрываясь, очевидно думая, что Кагеяма не видел.
Кагеяма все замечал, но виду не подавал - боялся спугнуть.
— Мне нужно идти, если я хочу успеть на поезд.
Дайчи виновато улыбнулся и начал вставать. Кагеяма действовал интуитивно не давая себе время передумать. У Дайчи была теплая, почти горячая рука и сухая из-за холодного ветра кожа. Он замер, громко выдохнув, и Кагеяма заметил, как зрачок затапливает радужку его глаз.
— Савамура-сан, в следующий раз, когда приедете, оставайтесь у меня.
Дайчи смущенно рассмеялся, закинул руку за голову, взлохматил волосы. Пальцы второй руки дрогнули, но она так и осталась лежать на столе, аккурат под ладонью самого Кагеямы.
— Кагеяма, я…
— Дайте мне шанс.
Сердце в груди на секунду замерло и Кагеяма потянулся вперед, впился взглядом в лицо напротив, ожидая ответа. Назад пути не было. Дайчи чуть нахмурился, на лице его отразилось смятение, сменившееся решимостью. Он кивнул и сжал пальцы Кагеямы в ответ.
— Хорошо но сейчас, пожалуйста, давай поторопимся. Иначе я точно опоздаю. Мы поговорим об этом позже. Когда я приеду в следующий раз.
Кагеяма почувствовал, что начинает улыбаться и встал следом, с сожалением выпустив руку Дайчи из своей.
Он ждал так долго и сможет еще немного подождать.
Немного расстраивает общее настроение фандома. Читаю посты и хочется погладить авторов и посочувствовать, и в тоже время становится неловко, что для меня самой все прошло как бы хорошо. Хочется чтобы все жили в гармонии, чтобы все были отглажены и довольны собой. Утопия.
Шел 2019 год. Я все еще безбожно сильно любила Сакусу и мне по прежнему его недодавали Мне кажется когда это случится, то я разорвусь на миллиард альтов, ебство достигнет своего апогея, я научусь писать, выдам свое лучшее творение и больше никогда не буду онлайн а пока фрейм
У меня море наглухо ассоциируется с Лэнсом. Не удивительно я думаю. Пока гуляла сегодня и смотрела на беспокойное море, нафанонила себе клэнс времен первого сезона, набросала драбблик, промерзла насквозь но домой ушла довольная. Драбблик нужно будет довести потом до ума, но как я и их все-таки люблю
Не так давно написала фик для милой Мисс Вайоминг. Не знаю почему не принесла его сюда раньше но хочу, чтобы он тут был.
Название: Небо Сейры Пейринги: Лэнс/Кит Категория: слэш Рейтинг: PG-13 Жанры: Романтика, Флафф Размер: 2359 Краткое содержание: Кит крепче сжимает чужую руку и думает, что им действительно больше не нужно играть в догонялки читать дальше Небо Сейры не окрашивается в привычные оранжево-розовые тона — вместо них оно залито всеми оттенками фиолетового. Тут вместо яркого теплого Солнца холодный, серебристо-зеленый шар Фобоса. Который, впрочем, греет ничуть не хуже. Вместо редких далеких звезд все небо усыпано путями — очень похожими на переплетения вселенных, которые Хаггар так безжалостно уничтожала и которые им, тогда еще совсем детям, удалось спасти.
Голых ступней касается вода, и Кит вздрагивает, отвлекшись от своих мыслей.
Под его ногами мягкий, еще хранящий тепло песок, а пальцы застыли на границе, где суша соприкасается с водой. Кит поднимает голову вверх и бросает взгляд вдаль. Нежно-розовая вода ластится к его ногам, издалека доносится шум водопада, а Кит не может оторвать взгляд от волн на воде. Его волосы треплет легкий ласковый ветер, и Кит, облизнув губы, чувствует на них привкус соли.
— Красиво, правда?
Голос Лэнса звучит непривычно тихо, и Кит, оторвав взгляд от горизонта, позволяет себе оглядеться. Зацепиться взглядом за вершины гор, за сияющие спутники на небе, за причудливые деревья, светящиеся мягким алым цветом. Это место, дышащее красотой и жизнью, поражает и оставляет обещание, что сделает это еще не раз.
Кит совсем не удивляется, что находит Лэнса именно здесь.
— В свой первый день пребывания на этой планете я так и не смог уйти отсюда. Уснул прямо на том камне, — Лэнс кивает головой в сторону, и на его губах играет улыбка. — Со-Тар подумал, что я упал с обрыва или что меня утащил с собой кенду. Это такие огромные местные птицы, чем-то похожие на помесь страуса и динозавра.
Кит приподнимает бровь. Серьезно?
— К утру на ушах стояло все поселение. И не надо так на меня смотреть! — Лэнс взмахивает руками и недовольно поджимает губы. От улыбки не остается следа, и Кит чувствует укол сожаления за то, что спугнул ее. — Ты бы понял, о чем я говорю, если бы в свой приезд задержался тут подольше.
Кит кивает и отворачивается, пытаясь скрыть улыбку. Нос Лэнса чуть сморщен, брови сведены к переносице, и сейчас он как никогда похож на семнадцатилетнего себя. Думать о прошлом, о том, кем и какими они были, не хочется.
— Давно ты здесь?
Кит проводит по песку пальцами и прикидывает: его последняя миссия длилась пять месяцев, они с Лэнсом поддерживали общение редкими видеосообщениями — сеть Пидж разошлась еще не по всей вселенной, и в отдаленных уголках было тяжело поддерживать связь, но последние из них, не считая тех, после которых Кит оказался на Сейре, были около двух месяцев назад. Лэнс тогда еще точно был в поселении олкари. Они с Ханком прислали ему фото, и Кит удивился, что Лэнс, предпочитавший проводить время на Земле, долетел так далеко.
Впрочем то, где они находились сейчас, удивляло его еще больше.
— Ты же знаешь, что в космосе сложно ориентироваться во времени. Но я бы сказал, что пробыл тут около полутора месяцев, успев до этого побывать на Цербе и Канте.
— Я бывал на Канте.
— Да, Кит. Я знаю.
Лэнс отворачивается, и Киту кажется, что он видит румянец на скулах. Взгляд против воли падает на алтеанские метки, и Кит почти привык к ним, но кончики пальцев все еще зудят от желания коснуться их. К Лэнсу. Стереть светлые пятна с его смуглой кожи, как грязное пятно. Как будто ничего не было. Как будто им снова семнадцать.
Как будто их главная проблема - это чтобы их не поймали целующимися.
Кит помнит. У Лэнса всегда были мягкие, податливые губы, блестящие глаза и сбитое дыхание, стоило Киту его коснуться. Его кожа была горячей, спутанные волосы, несмотря на постоянный уход, - жесткими, а руки - уверенными и сильными - Лэнс неоднократно доказывал это, когда брал его на весу. Лэнс был неуклюжий и громкий, когда они были на людях, но собранный и сдержанный, стоило им остаться вдвоём или оказаться в постели. Кит в такие моменты всегда быстро терял терпение - Лэнса хотелось всего и сразу. Говорить с ним, целовать его, отдаваться ему. Царапать плечи, переплетать с ним пальцы и смотреть глаза в глаза, как будто кроме них двоих никого нет.
После таких моментов Киту всегда становилось неловко. Как будто он просил больше, чем мог, как будто претендовал не на свое.
Лэнс флиртовал со всем, что могло ему ответить. Глупо улыбался, строил глазки и пробегал языком по своим губам. Кит хмурил брови, сжимал кулаки и не понимал, что за чувство сжимает грудь в тиски. Кит закрывался в себе и уходил, так далеко, как сможет уйти, чтобы не видеть. Лэнс находил его, непривычно молчаливый садился рядом и смотрел так, словно, видел насквозь. Кит огрызался и пытался оттолкнуть, а Лэнс тянулся сильнее. Ловил его руки в свои, утыкался носом в шею и засыпал с Китом на одной кровати, как будто это было в порядке вещей. Как будто тут ему было самое место и так было правильно - вместе спать в одной постели, держаться за руки и безмолвно извиняться, касаясь носом чужой щеки.
Кит ни за что не признался бы, но после таких ночей, пока Лэнс еще спал, прижавшись к его груди, первым, что он делал, открыв глаза, - улыбался.
— У них очень красивый подземный мир, — Лэнс ложится прямо на песок. Закидывает руки за голову, и широкие рукава его накидки скатываются к локтям, открывая вид на сильные предплечья. Кит не знает, как ему это удается, но Лэнс выглядит очень хрупким в этой безразмерной одежде. А еще совершенно безобидным и домашним. Кит в своей форме, с оружием на бедрах чувствует себя неловко. — Я бы в жизни не подумал, что на планете, поверхность которой больше похожа на пепелище после извержения вулкана, может столько скрываться внутри.
Кит согласно кивает, думая совсем не о Канте.
Вместо этого он вспоминает.
О кружке со вспененным молоком, о безразмерной худи оливкового цвета на своем теле и о нечитаемом взгляде Лэнса, которым он одарил Кита, когда заметил, что тот в его вещах. О полароиде, купленном в ситимолле, и двух кадрах, которые они с Лэнсом потратили сразу же, как фотоаппарат оказался у них в руках. Кит не вспомнит, как и почему у них все началось, но то, как все закончилось отпечаталось в памяти навсегда. Позже Кит, уходя, промолчал о том, что единственная вещь, которую он взял с собой из замка, - их фото. Он молчал, когда кулак Лэнса впечатался в его лицо, вместо простого “пока” и “желаю удачи”.
И ничего не сказал, когда вернувшись обратно, понял, что опоздал.
— Кит.
Взгляд Лэнса прямой и открытый. Лэнс кусает губы, и Кит вздрагивает, когда чувствует прикосновение его пальцев к своей ладони. Ему хочется отдернуть руку и отвести глаза, но Кит смотрит, не в силах оторваться, боясь спугнуть. Сердце, будто бы разбухшее, стучит прямо в горле, и Кит задается вопросом: зачем он здесь? К чему эта встреча, пустые разговоры, взгляды? Когда все уже давно потеряло смысл, если вообще имело его.
— Ты молчишь весь вечер, и мне приходится говорить, и, знаешь, я уже начинаю чувствовать себя идиотом, — Лэнс частит и смеется, но смех выходит немного нервным. Его пальцы крепче сжимают запястье, тянут вниз. — Сядь, Кит. Потому что ты выглядишь так, как будто хочешь сбежать, а я совершенно не хочу, чтобы это произошло. Поэтому просто сядь, иначе мне придется привязать тебя к дереву, чтобы ты остался, а я не взял с собой ничего, и тогда мне придется делать это своей одеждой, а сейчас достаточно хо…
— Господи, Лэнс, просто замолчи!
Кит смеется и опускается рядом. Лэнс отпускает его руку. Кит цепляет напоследок чужую теплую ладонь, стараясь запомнить ощущения кончиками пальцев.
Лэнс продолжает говорить о холоде и Канте, о кулинарном искусстве Хэнка, об олкари, о сотне разных вещей. Кит молчит и впитывает каждое слово, движение, эмоцию, как голодающий, наконец-то дорвавшийся до еды. Кит молчит и вспоминает яркую вспышку кометы, сжимающие его ладонь руку Кролии, поток собственных чувств и воспоминаний, в каждом из которых был Лэнс. Кит помнит ее поджатые губы, полные печали и понимания глаза, а после мягкую улыбку и слова, которые бьют под дых.
Вы даже не понимали, что у вас было.
Тогда Кит ответил, что ничего не было и нет.
Сейчас понимал, что было и есть, и уйти от этого он не сможет.
— Кит. Я хочу показать тебе кое-что.
Кит моргает и дергается назад. Лэнс оказывается слишком близко, его теплое дыхание касается щеки, и Кит чувствует, что начинает паниковать.
— Я еще не слишком хорош в этом, но в словах я еще хуже, поэтому…
— Лэнс, что ты...
Договорить Кит не успевает. Лэнс обхватывает его лицо ладонями, и Кит чувствует, как пропадает.
Кит видит обрывки чужих воспоминаний, и в каждом из них есть он. Он видит себя со стороны - сонного за завтраком утром, сосредоточенного и раскрасневшегося в тренировочном зале, спящего в комнате отдыха поперек дивана. Кит видит, как хмурится и отводит взгляд, как улыбается и начинает смеяться, и знает, что так чисто и искренне тогда он смеялся с Лэнсом. Он видит подрагивающее изображение на видеоособщении, свою неуверенную улыбку и небольшую смятую фотографию, где они с Лэнсом вдвоем, в смуглых пальцах. Воспоминания кружат его, чужие чувства топят. Азарт и восхищение пополам с раздражением и бессильной злобой. Отчаянное желание, тоска и нежность. Обволакивающая, бескрайняя. Неземная.
Кит не сразу понимает, что все закончилось. Он давится воздухом на вдохе, ошарашено моргает и смотрит на смущенного Лэнса, все еще прикусывающего губу.
— Я не просто так задержался на Сейре. Когда-то давно сейрцы были тесно связаны с алтеанцами, и кое-какие знания сохранились в их библиотеке. Алтеанские метки на ком-то не чистокровном — редкий дар, и сложно сказать, как много из него можно развить, но что-то у меня получается. Я никогда не смогу делать те вещи, что могла Аллура или любой другой алтеанец, но Со-Тар хороший учитель, и кое-что теперь я могу.
Лэнс продолжает говорить что-то еще, но все, о чем думает Кит, это какие теплые у него руки. Кит все еще чувствует отголоски нежности и любви и не понимает — это его чувства или он все еще во власти чужих воспоминаний.
— Я не понимаю. — Кит хмурится и проводит ладонью по лицу, стараясь привести мысли в порядок. Он хочет уйти, хочет заставить себя замолчать и не дать себе надеяться на что-то, но продолжает говорить. — Зачем ты показал мне это? Зачем вообще это..все?
Лэнс вздыхает и закрывает глаза. Кит видит, как он почти незаметно хмурится и поджимает губы, как отстраняется ровно настолько, что Киту становится легче дышать. А потом лицо Лэнса разглаживается, и он улыбается - мягко и грустно. Говорит:
— Мне было больно когда ты ушел, знаешь. Я чувствовал себя потерянным и одиноким, не находил себе места и все не мог понять: к чему вообще это было, если тебе так легко удалось оставить нас? Оставить меня? А потом я смирился. Принял твой выбор и понял, что так действительно будет лучше. И Аллура, — Лэнс снова вздыхает. Кит чувствует, как что-то внутри него обрывается. — Я не думаю, что я любил ее на самом деле. То есть я любил ее, но не так, как нужно было ей. И не так, как нужно было мне. Аллура — часть меня и часть моей семьи, и мне понадобилось время, чтобы понять, что для нее всегда важнее была война и ее завершение. Гораздо важнее, чем чувства и отношения. И знаешь, сложно сказать, что важнее было для меня. Она многому научила меня и многое дала мне, но я никогда не был счастлив с ней по-настоящему. Я восхищался ей, мог бесконечно слушать ее, хотел оберегать и защищать ее и, запутавшись, сам не понял, что на самом деле чувства, которые были у меня к ней, вовсе не означали то, о чем я тогда думал. — Лэнс качает головой, и улыбка становится шире. — Я не слишком хорошо умею выражать свои мысли, но надеюсь, что ты понимаешь, о чем я. Просто тогда мы с ней были нужны друг другу, но знаешь, я думаю, что она тоже понимала все это, как и я. И она понимала даже больше. — Лэнс замолкает и касается меток пальцами. Бездумно очерчивает контур и продолжает. — Она часто говорила о том, что мне нужно время. На то, чтобы все понять и стать счастливым. Я не понимал тогда, о чем она, но, знаешь, думаю, что теперь до меня наконец-то дошло. Аллура не просто подарила мне метки, она подарила мне гораздо больше. Время. Возможность быть действительно счастливым. Поэтому я здесь.
Лэнс снова поворачивается. Упирается руками в песок, придвигается ближе и смотрит прямо в глаза. Прямо, проникновенно. Кит не смеет отвести от него взгляда и слышит собственный пульс в ушах.
— Олкарион, Центра, Канта, Сейра. Я знал, что ты был там, и ехал следом. Общался с теми, с кем общался ты, слушал их истории. Общался с планетами, чтобы хоть глазком увидеть тебя, ощутить отголоски твоей энергии. И каждый раз проверяя коммуникатор ждал, когда от тебя придет следующее сообщение, чтобы знать, где ты. Чтобы поехать следом. Глупо, правда? — Лэнс усмехается, и Кит видит, как темнеют его скулы. — Я никогда не мог угнаться за тобой и сейчас не могу. Слишком долго сидел на месте, пока ты шел вперед. Но все же, Кит, пожалуйста, если ты только позволишь, можно я буду рядом? Я больше не хочу бежать следом за тобой. Я хочу идти рука об руку рядом с тобой.
У Лэнса жесткие волосы и мягкие губы. Кит помнит это и сейчас, притягивая его к себе за затылок и целуя, убеждается в этом вновь. Кит прикусывает его нижнюю губу, спешно проводит по ней языком, будто бы извиняясь. Лэнс придвигается ближе, цепляется пальцами за плечи, целует в ответ с не меньшим напором и Кит чувствует, как сбивается его дыхание.
— Ненавижу тебя. Как же я тебя ненавижу, придурок.
Лэнс смеется, и Кит целует его улыбку. Зарывается пальцами в волосы, прижимает к себе и дышит, дышит все еще не веря, что это не сон. В груди горячо и так много всего, что не выразить словами, Кит лишь бессильно утыкается носом в чужой висок.
— Не ври мне, маллет. Я вижу тебя насквозь!
Кит фыркает и отстраняется, чтобы заглянуть Лэнсу в глаза. Говорит:
— У меня давно нет маллета. Ты бы увидел это, не будь таким слепым.
Лэнс прищуривает глаза, и его лицо принимает хитрое выражение. Во взгляде мелькает что-то, что заставляет Кита напрячься.
— Что ты…
Договорить Кит не успевает. Лэнс резко проводит рукой по воде, холодные капли ударяют прямо в лицо, и Кит ошарашенно моргает, осознавая, что только что произошло. Лэнс смеется и вскакивает с места, отбегая в сторону. Кит обещает себе, что не бросится за ним, но ноги двигаются сами, а на губах появляется улыбка. Он настигает Лэнса в два шага и снова целует, смакуя на губах знакомый привкус соли. Их пальцы переплетаются, Кит крепче сжимает чужую руку и думает, что им действительно больше не нужно играть в догонялки. Они будут идти вместе, рука об руку, как и хочет Лэнс. Потому что сам Кит хочет тоже самое. Вместе.
Теперь только так.
А еще хочу, чтобы тут было это: Потому что красотой хочется делиться.
За собой замечаю, что вещи вокруг меня очень вдохновляют. Иногда видишь какое-то место, общаешься с кем-то, слушаешь какую-то историю, видишь человека или слышишь музыку и в голове как будто что-то щелкает. Или можно просто идти и ветерок подует как-то по-особенному и в голове сразу «а что если» и «а вот они могли бы» и понеслась.
Еще иногда хочется выместить через персонажей что-то, что ты чувствуешь сам. Бесконечную любовь и нежность, когда смотришь на них или наоборот грустьпечаль, когда канон что-то такое навевает. Гораздо реже - отражение своих собственных реаловых чувств и эмоций.Такое я скорее могу выместить через фанон, который потом уберу в стол или Коту в личку.
Перелопатила сегодня свои фаноны и фики, повспоминала когда именно и при каких обстоятельствах они были написаны, с кем тогда делались и горела ими, какой вообще тогда была я сама. И поняла, что нет ничего удивительного в том, что за последнее время я почти ничего не написала. Сложно писать и прописывать живых людей, когда ты сам по сути мертв и у тебя нет сил думать за себя, не говоря уже о том, чтобы за кого-то. Но здорово, что все же находились исключения, которые пробивали пучины реалового тлена. Например вот гельбус или клэнс.
Я все же бесконечно благодарна канонам и фандомам за то, что они есть в моей жизни.
1) В этот раз летала S7. Перелет прошел лучше, чем обычно - это круто. Не было лишних нервов, я почти не паниковала, мой чемодан не сломался, рейс не задержали, с рюкзаком пустили и мне даже ничего не пришлось оставлять в аэропорту, чтобы зайти на борт х) Пересадки и время ожидания немного утомили. Хотя тут, пожалуй, сказалось то, что я почти не спала целые сутки перед перелетом и еще почти сутки не спала после. Зато когда я наконец-то добралась до квартиры и устроилась, то отоспалась вдоволь за все то время, что была на стрессе и недосыпе.
Это все вообще к чему. К тому, что быть безработной в П. в пуховике и сапогах гораздо печальнее, чем быть безработной на берегу моря, в кедах и анораке.
Мира настойчиво звала меня в Питер, Ло зазывала поехать с ней в екб, а я вспомнила о данном себе два года назад обещании и подумала, что сейчас лучшее время, чтобы его исполнить. Поэтому привет, Ялта! Невероятно круто было пройтись по знакомым улочкам, встретиться со старыми знакомыми и обожемой наконец-то снова сходить в горы. Ноги были в шоке, к концу дня я просто валилась от усталости но черт. Как же там красиво и какой невероятный в итоге открылся вид, когда мы дошли до вершины. К слову вид, который я немного порчу собой. Большой размер фото тык Я понимаю, что фото все не передадут но это правда было просто аыхвдвд
И еще хочу запостить фотку, которую давно хотела запостить, потому что цвета прекрасны, как на картинке. тык
Море - это когда не нужны фильтры, чтобы фото было живым и сочным.
С нетерпением жду следующих вылазок и поездок по полуострову. Это делает меня очень счастливой.
2) Свободное время - ахуенная вещь. Всем рекомендую. Когда оно у меня появилось я не долго думая припала к BSD и HQ стараясь нагнать все упущенное. И к тому и к другому припала очень вовремя - у псов вышел новый сезон а у HQ его анонсировали.
Вчера посмотрела новую серию псов и мои крики слились с криками чаечек. Маленькие скк прекрасны, как миллион рассветов а Мори - моя отдельная любовь с момента, как я его увидела впервые думая, что это просто проходящий мимо ноунейм (вот это прошел так прошел что ты делаешь продолжай).
Во-первых я в восторге от Мори и Дазая, от их общения. Когда Мори сказал, что знал человека, похожего на Дазая а потом сказал, что это он сам, меня прямо пробрало. Есть в этом что-то и надеюсь, что дальше их отношения раскроют еще больше.
Во-вторых мне очень нравятся взаимоотношения Дазая и Чуи, их перепалки и фырчки в сторону друг друга. Приятно видеть, что они ведут себя, как дети, которыми по сути и являются. Дазай как-то иначе раскрывается на контрасте с Чуей, тоже начинает эмоционировать и совсем не так клоунски, как в вда а как-то искренне что-ли. Интересно, что сезон принесет дальше, потому что это было чертовски неожиданно и оооочень приятно, да.
3) Посмотрела третий сезон хайкью. Я не знаю как объяснить чувство бесконечной любви к этим ребятам. Мое сердце просто разбивалось и собиралось вновь, пока я его смотрела. Я очень люблю хайкью. Очень. На некоторых моментах неиронично были слезы на глазах. Может виной было мое не совсем стабильное состояние, потому что смотрела я его сразу после увольнения, а может я всегда так реагировала, потому что на них реагировать иначе просто не выходит.
Вернулась к манге. Еле нашла где остановилась, что-то перечитала заново. Собираю папочку мемных пикч просто потому что. Теперь есть пикчи на все случаи жизни и даже больше.
Перечитала арку лагеря - перевернула стол, когда увидела Сакусу. Снова хочется ныть, чтобы додали Хошиуми внезапно очень очаровательный. Не знаю почему не приглянулась к нему раньше но теперь очень внимательно смотрю. И Гошики! Гошики! Такое чудо я просто не могу.
Вообще буду очень скучать по шираторизаве в целом и по Ушиджиме с Тендо в отдельности. Умирала от любви, когда они пришли в лагерь Не знаю что там в манге дальше происходит но очень надеюсь, что для них еще найдется место. Как и для Сейджо с Ойкавой и Ивайзуми.
Когда в мае прошлого года я мучилась с поиском работы, сестра скинула мне ссылку на вакансию и я с удивлением поняла, что у нас в городе открывается бутик NYX. Мне всегда нравилась их продукция, стиль и когда я заходила к ним в других городах, то думала, что было бы интересно тут поработать.
Ну, это знак свыше, не иначе, подумала тогда я.
К слову в продажах и косметике я не разбиралась от слова совсем. Ну вот вообще. Мой максимум всегда был карандаш, тушь, тон и иногда какая-то помада. А от сферы продаж я всегда шарахалась, как от чумы. Но тогда я решила - я буду работать в NYX. И точка. Бренд молодой, развивающийся, на собеседовании сказали, что перспектива карьерного роста есть, что еще для счастья надо? В общем задуматься мне стоило еще на проблематичных собеседованиях, но тогда без работы, денег и едва ставшим нормальным здоровьем я как-то ничему не придала особого внимания.
Сначала все было хорошо. много букв и много матаОбучающие тренинги, на которых я роняла челюсть от количества незнакомых слов и информации о том, как вообще краситься надо. Серьезно мне тогда казалось, что в мире существует праймер для праймера, потому что праймер существует буквально ДЛЯ ВСЕГО. Нет, не так. Сначала я вообще судорожно пыталась понять что такое праймер и с чем его едят, потому что обычно я просто билась об косметичку лицом и так и шла бгг.
В общем сначала было весело и интересно.
Тренинги, открытие бутика, знакомство с руководством и коллективом, знакомство с продуктом, техничесткое открытие. Отдельная любовь и день - это подготовка к торжественному открытию. Я обожала свою работу. Я так втянулась во все это, мне все было так интересно, что я готова была приходить туда в выходные. Я так горела работой, что мое рвение сложно было не заметить, как и мое желание развиваться, которое, в принципе, окупилось. Я хотела повышения и должность управленца - я его получила. В короткие я считаю сроки. Да, это было круто.
Вот только в какой-то момент, я даже не поняла в какой, все пошло по пизде.
Я не носила розовые очки и знала, что проблемы они были, есть и будут всегда, на любой работе, с которой придется столкнуться. И вообще в любой сфере так будет. Но одно дело, когда они появляются и уходят, а другое, это когда ты работаешь с человеком-катастрофой. Я очень долго оправдывала ее, искала причины в себе, чем не хило помотала себе нервы. Жаль, что когда я пришла к простой истине, что проблема не во мне, а в ней, было уже слишком поздно. И мое состояние нельзя было назвать адекватным. Мою жизнь адекватной нельзя было назвать тоже. Постоянные скандалы, смены с утра и до ночи, постоянные истерики, доебки, звонки по выходным. Такой темп из кого угодно сделает неврастеника.
Я к сожалению исключением не стала.
С октября жизнь превратилась в ад.
Только выдыхаешь, а тебе снова закатывают скандал. И ты такой стоишь, все вокруг тебя горит, а ты уже даже не собака, которая просто пьет чай. Ты тоже горишь. Потому что скандал из-за того, что ты не скинул в группу графику - бред. Потому что скандал из-за того, что ты отошел поссать и не сказал всему коллективу - бред. Потому что все, из-за чего доебывались сплошной бредбредбред и я не знаю, как я позволила себе довести себя до того, чтобы я действительно винила себя в том, что я не сказала ВСЕМУ КОЛЛЕКТИВУ что я ПОШЛА ПОССАТЬ. Ябать. Все хорошо? Может мне еще объяснительную за это написать? Хотя подождите...КАЖЕТСЯ ТАК Я В ИТОГЕ И СДЕЛАЛА???
У меня в плане на день адаптация стажера, проработка заказа продукта и тестеров, траффик человек в касарь в день, а я сижу пишу объяснительную из-за того, что отошла в уборную не сообщив об этом всем, параллельно выслушивая о том, что я бесполезное дерьмо, которое не приносит ничего хорошего в рабочий процесс. А потом мне просто говорят «Научись слышать, что тебе говорят, научись меняться и работать над собой, иначе у тебя никогда не будет развития!». Знаете что? Нахуй такое развитие. Нахуй работу, из-за которой ты забываешь пожить. Нахуй людей, которые жрут твою энергию и уничтожают тебя. Нахуйнахуйнауй.
Я не могла есть, не могла спать. Я вздрагивала каждый раз, когда мне кто-то звонил или когда приходило смс. Я лежала на выходном, глядя в потолок и у меня не было сил встать, но я слышала, как звонит телефон и знала, что это значит и где я окажусь через пол часа. А если я не брала трубку, то все становилось еще хуже. Я засыпала со слезами на глазах и просыпалась с ними. Я мечтала только о том, чтобы это закончилось, чтобы я проснулась и оказалось, что это был плохой сон. Но я открывала глаза, шатающейся походкой шла умываться, еле-еле приводила себя в порядок и выходила на смену. И это повторялось снова и снова. Изо дня в день.
Венцом всего этого дерьма стали пять дней до моего отпуска.
Я загоняла себя до такой степени, что даже не сразу поняла, что у меня начались проблемы. И я сейчас даже не о проблемах психологических. Я просто моргнула и поняла, что палец на моей ноге размером с Австралию и его синий цвет это явно ненормально. Найдя силы и время я все же пошла к врачу и, конечно, мне удалили ноготь. Конечно меня отправили на больничный и сказали сидеть дома. Что я сделала вместо этого? Иии премию дебила года в студию - поехала на работу! Чтобы как адекватный. взрослый человек, попросить переставить мне выходной с конца недели на середину, чтобы я день отлежалась, а потом я бы без проблем отработала вплоть до отпуска, не выходя на больничный. Но вот не задача, вместо выходного мне дали на пососать. Точнее сначала меня назвали ахуевшей и неблагодарной. Спросили почему мне было так трудно подождать неделю и удалить ноготь в отпуске. И вообще если я буду переставлять тебе выходной, то ты не пойдешь в отпуск. В общем все пошло не по плану. Нет мне, конечно, дали выходной на следующий день. Вот только с восьми утра начались звонки, снова унижения, снова скандалы и...ну, вы поняли.
Мой выход в отпуск это вообще финиш.
Сказать, что я ахуела, когда мне позвонили и в приказном тоне сказали возвращаться и прибирать склад, потому что я прибрала его не по ГОСТу это ничего не сказать. В общем фраза я увольняюсь еще никогда так легко не слетала с моих губ. Сказать, что мой отпуск из-за дальнейших разбирательств превратился в ад - значит приуменьшить это. Единственным лучиком во всем этом стала Мисс Надя, два дня с которой и которая помогли мне вспомнить, что значит быть человеком. Я немного пришла в себя и уже позже, общаясь с начальством я почти сдержалась, когда при директоре мой управляющий сказал «Я же никогда не говорила, что хочу, чтобы ты уволилась. Мне нравится, как ты работаешь, я конечно иногда не сдержана но это не значит, что я хочу, чтобы ты ушла».
Без комментариев.
Отпуск все же поставил мозг на место. Я в трезвом уме и в здравой памяти вышла на работу, отпустила упр в отпуск, посмотрела, как оно все, когда ее нет. Потом посмотрела, как когда она есть, и со спокойной душой написала заявление. Сил моих больше нет на это дерьмо. Конечно время отработки райским не назовешь, мне нереально взорвали мозг с документами, выплатами и еще миллионом вещей, но мне осталось ровно два рабочих дня и все. На третий я просто приду забрать свои документы, зп и поставлю жирную точку в этой главе своей жизни.
На самом деле я только сейчас понимаю, как много я упустила в жизни за то время, что проработала в NYX. Думаю, что я упустила самую важную деталь - себя саму. И мне понадобится много времени, чтобы все переварить и восстановиться.
Простые выводы:
1) Разочаровываться в людях, которые вызывали у тебя восхищение - полное дерьмо. Редко ошибаюсь но в этот раз ошибка была фатальной. Человек, которого я считала сильным руководителем просто очень красиво льет в уши, либо по каким-то причинам вместо силы показал только слабость. Унижать людей, заставлять их чувствовать себя виноватыми и вечно обязанными - слабость. С таким руководителем и отношением ни одна команда долго не протянет и не покажет результат. Я точно знаю, что после моего ухода, уйдет еще как минимум трое. Уход остальных - вопрос времени. Может это все же чему-то научит человека.
2) Наверное я пока сбавлю обороты и не буду соваться на «серьезные» работы с «серьезными» должностями. Понять бы еще куда тогда идти.
3) Ни одна работа не стоит того, чтобы себя на ней хоронить. Жизнь она одна и мы у себя тоже одни. А себя нужно беречь.
Были, конечно, и хорошие стороны.
Я научилась краситься и мне надарили чемодан косметики. В буквальном смысле. У меня дома двухъярусный чемодан с косметикой и я не представляю, что мне теперь с ним делать. Зато краситься я теперь не просто умею, а умею быстро и качественно! Куда применить этот навык я тоже пока не решила. Видимо он останется в разделе «для себя»
А самая основная, как бы сейчас это не прозвучало это то, что мне очень повезло с коллективом. У нас не было места сплетням и вообще какой либо грязи. Все были очень открытые, легкие на подъем и всегда готовые помочь. На праздники мы всегда устраивали какой-то движ и дарили друг другу подарки, корпоративы начинались в десять вечера, а заканчивались в десять утра. Мне даже фортануло с тем, что там были фандомные и околофандомные люди! А на последнем месяце к нам устроилась великолепная дрэг-дива, которую я раньше видела только на сцене в клубе, куда залетала раз в пятилетку.
Мне будет очень не хватать их улыбок и поддержки. Но пришло время двигаться дальше, а значит пора прощаться. Да и в конце концов мир он такой маленький. Встретиться можно со всеми и всегда. Было бы желание.
Когда фандомная жизнь схлопнулась и я перестала писать, а реаловая с бесконечной работой, нервами и гонкой за повышением захватила с головой, я иногда чувствовала себя неполноценной. Особенно когда в голове был ворох идей но не было времени и сил на их реализацию.
От этого становилось еще грустнее.
Я пассивно тыкалась во все фандомы, периодически читала работы по любимым пейрингам, что-то фанонила - с кем-то или просто в голове, но все было не тем. Не было толчка такого, чтобы ты упал, очнулся, ворд.
А потом это случилось.
Как-то совершенно случайно. И это было невероятно круто спустя почти годичный перерыв снова что-то написать, додать кому-то, самой себе, получить фидбек. Среди бесконечного треша с работой (повышение я к слову получила, но легче сука не стало бгг) как глоток свежего воздуха. Поэтому я просто говорю спасибо моим прекрасным мальчикам с их большими лапищами и анонам, благодаря которым это произошло.
Название: Скажи это еще раз Пейринги: Альбус Дамблдор/Геллерт Гриндевальд Категория: слэш Рейтинг: PG-13 Жанры: Романтика, ER (Established Relationship) Размер: 635 Краткое содержание: На колдографии изображен Альбус - чуть растрёпанный и до смешного серьёзный. Геллерт знает его совсем не таким. Предупреждения: возможен оос персонажей
читать дальше Пробежав пальцами по страницам, Геллерт дочитывает статью до конца и опускает газету на столик возле кровати. От лёгкого дуновения огонёк свечи беспокойно вскидывается, а тени вокруг становятся больше. На колдографии изображен Альбус - чуть растрёпанный и до смешного серьёзный.
Геллерт знает его совсем не таким.
— Зачем ты смотришь на неё, когда я рядом?
Голого плеча касаются губы, а руки на животе сжимаются сильнее. Альбус - тёплый, требовательный и родной, мягко и неспешно касается его кожи. Прокладывает цепочку поцелуев от плеча к шее, выше к уху, отчего по коже бегут мурашки.
— Ты сам притащил ее. Не могу же я просто проигнорировать то, из-за чего тебе пришлось покинуть меня на сутки.
Геллерт позволяет укоризненным ноткам скользнуть в голос, но губы предательски дёргаются в улыбке, когда Альбус касается мочки.
— И дня не прошло, Геллерт. Ты преувеличиваешь.
Геллерт морщит нос и уходит от очередного прикосновения. За время отсутствия Альбуса он не сидел без дела: на пергаментах были новые схемы заклинаний, в книгах появились очередные закладки, а в голове - теории, которыми не терпелось поделиться.
— Перестань. Нам нужно многое обсудить. Мы теряем время.
— Я ничего не знаю…
Он не видит, скорее чувствует, что Альбус улыбается. Требовательные губы возвращаются к своему занятию, плечи и шея горят от поцелуев, руки Альбуса, до этого спокойно лежавшие на животе, поднимаются выше и с силой проходятся по груди.
— Ал...
— Я так соскучился. Только о тебе и думал.
Холодные пальцы касаются ключиц, пробегают вверх по шее, и сердце сбивается с ритма.
— Они задавали столько вопросов, спрашивали, когда будет ещё одна статья, а я просто мечтал скорее оказаться тут.
Геллерт закусывает губу и закрывает глаза.
— Я бы удивился, узнав, что общество назойливых журналистов для тебя предпочтительнее меня.
Альбус тихо смеётся, и Геллерт обещает себе - ещё минута, и он возьмёт себя в руки. Прекратит все прямо сейчас, и они займутся делом, но, вопреки собственным мыслям, подаётся назад, крепче прижимаясь к чужой груди. Рубашка Альбуса кажется слишком грубой, и ее хочется снять прямо сейчас. Быть ближе - кожа к коже, душа к душе, как будто бы есть куда ещё ближе, как будто между ними остались границы, которые они не стёрли.
Собственное пугающее желание подчинить, обладать ещё больше не успевает толком сформироваться в голове - Альбус кусает прямиком в изгиб шеи, сплетает пальцы со своими, и Геллерт глухо стонет, забывая обо всем.
Альбус что-то неразборчиво и сбивчиво шепчет, выпускает его руку на мгновение, чтобы стянуть с себя рубашку. Это мгновение кажется холодной и пустой вечностью. Геллерт откидывается на чужую грудь, чувствует спиной горячую кожу, запускает руку назад. Зарывается пальцами в мягкие волосы Альбуса на затылке, откидывает голову на чужое плечо, подставляя щеки и шею, закрывает глаза. И дышит-дышит, стараясь наполнить грудь древесно-цитрусовым запахом Альбуса до отказа, словно от этого зависит жизнь.
— Так скучал… мальчик мой.
Альбус замирает, Геллерт замирает тоже. Распахивает глаза от удивления - его никто и никогда так не называл - и чувствует, как по внутренностям проходит горячая волна. Воздух вырывается вместе с рваным вздохом - будто ладонью ударили в солнышко.
Молчание затягивается и грозит стать неловким.
Геллерт роняет руки вниз, поворачивается к Альбусу и ловит на себе ошарашенный взгляд блестящих, чуть виноватых голубых глаз.
— Гел, прости, я...
Геллерт забирается Альбусу на колени, прижимается своими губами к чужим, не давая закончить и шепчет:
— Скажи это ещё раз.
Альбус ошарашенно моргает, а в следующую секунду его глаза темнеют. Геллерт чувствует, как ладони обхватывают лицо, пальцы проводят по губам, но не может отвести взгляда от глаз Альбуса.
Между ними расстояние в миллиметр, но сейчас оно кажется непозволительно большим.
Альбус шепчет:
— Мальчик мой.
И с каждым словом его губы касаются губ Геллерта.
Он повторяет:
— Мой.
Мир раскалывается надвое. В ушах бешено стучит сердце, и, прежде чем отдаться накрывающим с головой чувствам, Геллерт ловит себя на мысли: он впервые хочет не только обладать, но и принадлежать.
Эта мысль ему нравится слишком сильно, чтобы от неё отказываться.
Название: Последствие спора Пейринги: Альбус Дамблдор/Геллерт Гриндевальд Категория: слэш Рейтинг: NC17 Жанры: PWP, ER (Established Relationship) Размер: 1027 слов Краткое содержание: Сначала все казалось невинной и глупой штукой, он хотел просто развлечься, посмеяться и, совсем немного, сбить с Геллерта спесь. Альбусу стало совсем не до смеха, когда он увидел его в короткой юбке. Предупреждения: возможен оос персонажей
читать дальшеЕсли бы Альбус знал, чем закончится их спор, то несколько раз подумал бы над тем, что именно он загадал. Сначала все казалось невинной и глупой штукой, он хотел просто развлечься, посмеяться и, совсем немного, сбить с Геллерта спесь.
Альбусу стало совсем не до смеха, когда он увидел его в короткой юбке.
Тусклый свет бросал причудливые тени на лицо Геллерта, делая его скулы острее, а взгляд — темнее. Растрепанные волосы неровным каскадом спадали к плечам, а в расстегнутом вороте рубашки виднелись острые ключицы. Альбус сглотнул ставшую вязкой слюну, опустив взгляд ниже.
Простая юбка, взятая Альбусом у Арианы, совсем не по росту Геллерта, после трансфигурации оказалась слишком короткой. Длинной чуть ниже бедер, она при каждом движении сдвигалась на сантиметр выше, открывая еще больше кожи, и Альбус, прикипев к ней взглядом, не мог вымолвить ни слова.
— Поверить не могу, что ты заставил меня надеть это, — Геллерт усмехнулся и сделал шаг вперед по направлению к кровати, на которой сидел Альбус. Униженным при этом он не выглядел ни на грамм. — Взгляд у тебя просто сумасшедший.
Геллерт сделал еще шаг вперед, протянул руку и коснулся щеки Альбуса. Провел пальцами по скулам и улыбнулся — мягко, обезоруживающе, и Альбус почувствовал, напрягшийся в штанах член и положил руки Геллерту на бедра. Провел вниз, огладил ладонью колено и развел свои ноги шире, позволяя ему упереться ступней в матрас.
— Ты слишком много говоришь.
Собственный шепот показался Альбусу очень громким. Он придвинулся ближе, коснулся губами под коленкой, проложил дорожку поцелуев вниз по голени —мягкие, почти бесцветные волосы на ногах Геллерта щекотали губы, но, несмотря на это, Альбус смог почувствовать мягкость его кожи. Пробежавшись пальцами по напряженной икре, Альбус двинулся выше, задирая юбку сильнее. Огладил ягодицы и облизнулся, бросив взгляд под подол.
Напряженный член Геллерта оттягивал ткань трусов, и Альбус почувствовал удовлетворение от осознания того, что Геллерта это заводит ничуть не меньше.
— Зато ты, несмотря на то, что молчишь, делаешь все слишком медленно.
Взгляд Геллерта потемнел.
Он оттянул губу Альбуса пальцем и чуть приподнял брови, намекая. Нетерпеливо двинул бедрами, и Альбус почти поверил, что Геллерт в таком виде чувствует себя уверенно и комфортно. Почти, если бы не маленькая деталь, выдающая его с потрохами.
На щеках Геллерта появился румянец.
Глаза лихорадочно блестели, и он то и дело закусывал губу. Пальцы свободной руки мяли край юбки, выдавая нервозность. В груди Альбуса на секунду все сжалось от непрошеной нежности.
— Всего лишь растягиваю удовольствие.
Альбус улыбнулся.
Сжал ладонями ягодицы, притянул Геллерта еще ближе к себе — так, что подол коснулся лица. Потерся щекой о бедро, задрал юбку выше, пока лицо не скрылось под мягкой тканью. Провел рукой по промежности, сжал ладонью член и почувствовал, как Геллерт в ответ на это дернулся, коротко простонав.
— Неудобно. Хочу не так.
Отклонившись назад, Альбус дернул Геллерта на себя и едва успел отодвинуться к спинке кровати. Геллерт, потеряв равновесие, упал следом.
— Ты издеваешься надо мной?
Геллерт дернул головой, убирая волосы с лица, и зло сверкнул глазами. Чужое раздражение неприятно резануло по ушам, но общая картина заставила Альбуса рассмеяться.
— Ты выглядишь очень воинственно в этой юбке и с торчащим из-под нее членом.
Альбус подался вперед, поймал чужую руку и притянул его к себе, почти усаживая на свои бедра. Между бровей Геллерта залегла складка, и пухлые губы были поджаты в тонкую линию.
— Извини. Альбус мягко улыбнулся. Геллерт расставил колени шире, принимая удобную позу. Уперся рукой в изголовье кровати и выпрямился, заставляя Альбуса почти уткнуться лицом ему в пах.
— Тебе придется постараться.
От интонаций в его голосе внутренности обдало жаром.
Альбус снова запустил руку под юбку, стянул трусы и сжал в ладони мошонку, не отводя взгляда от Геллерта, провел рукой по стволу. Облизнул губы и выдохнул:
— Трахни меня.
Геллерта не нужно было просить дважды.
Бархатистая головка скользнула по губам, и Альбус открыл рот шире, лизнул по всей длине, позволяя члену скользнуть внутрь. Обхватил его губами, пососал, и дыхание сбилось, когда Геллерт подался бедрами вперед.
Он трахал его в рот короткими резкими толчками. Одной рукой оттягивал волосы, второй вцепился до побелевших костяшек в спинку кровати, едва успевая подавить громкий стон. Альбус сжимал губами ствол, проводил языком по выступающим венам, толкался кончиком в расселину, ощущая терпкий вкус смазки. Провел пальцами по сжатой дырке и подумал: каково это было бы — трахнуть Геллерта пальцами, пока он сам трахает его в рот? И тут же застонал от собственной мысли, чувствуя еще одну вспышку болезненного возбуждения.
— Ал…
Геллерта трясло. По бедрам проходила мелкая дрожь, когда головка толкалась в горло или проезжала по кромке зубов. С таким Геллертом хотелось сделать все и сразу: прижать к себе, поцеловать в приоткрытые губы, заставить стонать еще громче, лишить рассудка и спрятать ото всех, чтобы никто и никогда не видел его таким открытым. Беззащитным.
Хотелось сделать что-то еще.
Выйти за грань того, что они уже пробовали. Узнать какие у них пределы, как далеко они могут зайти. И Альбус, не привыкший отказывать себе, собрал на пальцы стекающую по подбородку слюну, задев начавшие неметь губы.
Внутри Геллерт был такой же горячий, как и снаружи.
Геллерт вскрикнул, выгнувшись в пояснице, насадился на разведенные в стороны пальцы. Альбус, расслабив горло, взял так глубоко, как мог. Закашлявшись, он мотнул головой, ощутимо прикладываясь затылком о спинку кровати. На языке держался горьковатый привкус спермы, несколько капель попало на щеки и грудь. Геллерт навалился сверху всем телом, запустил руку под резинку штанов. Альбус вцепился зубами в ребро своей ладони, стараясь заглушить стон. Оргазм выбил из груди остатки воздуха, выбросил в другую реальность, и Альбус не сразу понял, что Геллерт говорит с ним.
— Я сказал, — Геллерт поерзал, устраиваясь поудобней. Сложил руки на груди Альбуса и уперся в них подбородком. Посмотрел в глаза: в его взгляде, абсолютно спокойном, без намека на то, что между ними сейчас что-то было, ничего нельзя было прочитать. — Что ты обманул меня. Ты знал, какую именно руну нужно было поставить, и поэтому решил поспорить.
— Мы были слишком громкими.
Геллерт мотнул головой.
— Я успел поставить заглушающие чары. И после грога Батильда спит так крепко, что мы могли бы делать это на соседней кровати, не разбудив ее. Так что не увиливай от ответа.
Геллерт лукаво улыбнулся, его взгляд потемнел и напряжение, начавшее собираться в груди Альбуса, ушло.
— С тебя должок, Альбус Дамблдор.
Альбус запрокинул голову и, не сдержавшись, рассмеялся.
1). Воронеж засыпает снегом, температура падает все ниже, а проблемы и недомолвки вокруг растут, как снежный ком. Я смотрю на людей вокруг, анализирую события и едва держусь, чтобы не опустить руки. Я совершенно без сил. Вечером после работы я забираюсь в постель, включаю любимые песни и думаю о том, что если мне эта поездка что-то и дает, так это осознание - дома все же лучше, чем где-то.
И эта мысль посещает меня впервые за последние пять лет.
2). Не могу вспомнить, когда последний раз нормально спала. Стоит закрыть глаза и я оказываюсь в мирах, в которых лучше никому не бывать и переживаю события, которым лучше никогда не сбываться. Каждый раз просыпаюсь разбитой, будто бы и не спавшей вовсе. Каждый раз просыпаюсь от того, что либо кричу, либо задыхаюсь.
Я не знаю, сколько это еще продлится, но еще немного и я совсем перестану спать.
3). Я смотрю на себя в зеркало и я недовольна буквально всем. Кругами под глазами, цветом кожи, размером талии и тем, как сидит на мне одежда. Диаметром бедер и расстоянием между ляжками, длинной и состоянием волос. Недовольна их цветом, недовольна тем, как на ногах смотрятся уже нелюбимые ботинки и тем, какими стали мои щиколотки. Я смотрю на себя и понимаю, что я себя не люблю. Понимаю, что я не могу смотреть на себя. Мне как будто бы снова шестнадцать и я хочу бросить в отражение расческу, чтобы не видеть того гадкого утенка, что отражается в зеркале.
И самое ужасное, что я не понимаю, как я допустила, что я снова стала такой.
За прошедшие три месяца лета исчерпала весь лимит общительности и доброжелательности. Осталась совсем без сил и все, что хочется — закуклиться и не выходить из дома, периодически вставая с кровати, чтобы налить себе кофе да покормить кошку, которая осуждающе смотрит на меня сидя у пустой миски. Переезд остался позади, как и уборка квартиры, там же осталось и день рождение, которое благо в этом году не принесло ничего плохого. Наверное, я была хорошей девочкой в последнее время, раз карма надо мной сжалилась, и оставила порцию дерьма при себе.
Прекрасно.
Наверное, этот пост можно назвать постом нытья. Потому что меня тошнит от того, что происходит и от того, что не происходит тоже. Тошнит от работы, хотя с ней все более чем хорошо, а отношения с коллективом наконец-то окончательно наладились. Тошнит от людей но еще больше тошнит от самой себя. Это то самое состояние, когда я становлюсь настолько непереваримой, что сама себе встаю поперек горла, и хочется лезть на стены от той мешанины мыслей, что крутятся в голове. Дебильное состояние, когда не знаешь за что взяться, а за что не возьмись, так все валится из рук.
Вчера пока ждала баттл умудрилась случайно напиться. Безусловно этому поспособствовало и то, что ко мне приезжали мои медовские, которых я не видела пару лет, но тем не менеечитать дальше я во всем виню именно Версус. Я вообще не то чтобы прямо яро слежу за рурепфандомом, тщательно смотрю каждый выпуск и выискиваю теории заговоров. Просто есть пара личностей, которые мне интересны и если вдруг натыкаюсь на какую либо инфу, или кто-то из моих начинает о них говорить, то я не против послушать и поддержать тему. И вообще Влад говорил, что это как пяткой в говно наступить, а пяткой не считается
Только вот проблема в том, что я наступая, вроде как пяткой, оказалась по пояс. Не знаю что стало следствием того, что я оказалась там, где оказалась: то, что я была под градусом, или они правда перегнули палку но...
Зачем Слава смотрел на него так и зачем Окси так много его трогал? Хотя это тема отдельная, зачастую это было очень некрасиво и я просто ээээээ, но все же были моменты, и ьслвыдсзы
Ну, в общем вы поняли.
Если отбросить смехуечки и типично шипперские порывы сердца, то от баттла осталось странное послевкусие. Какая-то смесь расстройства и разочарования, а проводя анализ всего того, что я увидела и услышала, хочется сказать, что проебали они оба. Ну, или вместить всю суть в это и не ебать себе мозг уходом в высокие материи
1) П. встречает меня прохладными днями (как же я по ним скучала) и состоянием тюленя. На даче я просто ем, сплю, снова ем и снова сплю, как будто бы стараюсь успеть сделать это предчувствуя, что дальше начнется трешевый пиздец. Не то чтобы меня это не устраивало, но после регулярных вылазок в горы немного выбивает из колеи.
Впрочем я всегда быстро перестраивалась под обстоятельства, да и грех жаловаться на то, что отдых имел пусть и пассивное, но все же продолжение.
Сегодня уже вышла на работу. Все оказалось не так страшно, как я думала. Я по-прежнему могу отличить машину от самолета, коммуникативные навыки стали только выше, а организация работы на удивление не позабылась, а стала лишь лучше. Начальство долго и внимательно смотрело на меня, потом важно покивало головой и с облегчением выдохнуло. Это определенно успех.
2) С головой упала в фандом марвел. Вспомнила все старые отпшки, бросилась к фикам и поняла, что за прошедшие годы их накопилось столько, что читать и читать. Вторые сутки обмазываюсь ими и пребываю в состоянии полной эйфории.
3) Андрюша втянул меня в странную авантюру. Позвонил и сказал, что мол есть у него подруга, а она пацанка такая, что всем гопникам на районе фору даст. И решила эта подруга стать более женственной и попросила его о помощи. А он недолго думая попросил помочь меня. В общем чувствую себя феей-крестной, на днях иду со своей подопечной по магазинам, чтобы обновить ей гардероб и поучить манерам. На всякий случай уточнила у него не ошибся ли он номером, на что получила лишь возмущенный фырчок. Не знаю, что из этого получиться, но звучит интересно. Да и здорово будет просто кому-то помочь.
По окончанию своей полуторамесячной поездки, когда я сонно выпала из самолета, в голове сформировалась парочка выводов:
— Мне чертовски не везет на чемоданы. Это третий, который мне возвращают поломанным, поэтому я официально перехожу на рюкзаки.
— Бесполезно просить кого либо о помощи, даже если помощь заключается в мелочи. Всегда все делай сама и тогда все будет в порядке.
— Мне снова придется учиться благам цивилизации и пусть обучение пройдет быстро. За ноут взялась с таким видом, словно это сверхсложная граната, которую мне предстоит обезвредить.
Надо будет морально собраться. написать псто и пересмотреть сотню фотографию, встретиться с десятком людей, которые начали требовать внимания, когда мы с Лис только ступили на борт. Разобрать чемодан, который жалостливо смотрит на меня из угла, накачать новой музыки, разобраться с ремонтом, вспомнить, как выглядит машина, и вернуться на работу и еще over1676980 дел от который я радостно улетела в июне.
Вокруг творился какой-то невообразимый пиздец, по всем фронтам летали снаряды и меня опять втянули в какую-то Санта Барбару. В общем мы с Лис сидели, тихо ахуевали а потом поняли, что с нас хватит.
Теперь я ахуеваю с того, что у меня на руках билет в один конец и самолет через сутки.
В голове таймер с обратным отсчетом, сегодня придется ехать за город, чтобы крайний раз побыть с семьей, а завтра с утра нестись обратно и собирать чемодан. Но на самом деле приятно посылать все и всех нахуй: работу, проблемы, надоевших людей и просто нестись прямиком в объятия яркого, теплого солнца и морских волн. Друзья как и всегда качают головой и говорят, что мы ебанулись, семья крутит пальчиком у виска, а мы с Лис просто больше не можем сидеть на месте. Слишком вымотались.
Забавно вышло с работой и начальством. Разговор выглядел примерно как:
— Если уедешь, то мы тебя уволим и найдем на твое место нового работника.
— Увольняйте и ищите, я все равно уеду. И мы оба знаем, что ни с кем другим вы не сработаетесь а с таким ведением бухгалтерии вас опять будут наебывать.
— ...давай отпуск две недели и обратно?
— Нет. Я не знаю когда вернусь и не буду загадывать.
— До первой недели июля?
— /внимательный взгляд/
— Да хуй с тобой едь, все равно тебе быстро надоест и ты вернешься.
Ну... Если еще и оставались какие-то сомнения по поводу того, что я делаю, то после сегодняшнего дня они окончательно пропали. Присутствует легкий страх, конечно, но в гораздо большей степени предвкушение. Не знаю сколько времени продлиться поездка, может надоест и через две недели вернусь домой, а может она затянется на месяцы, но в любом случае, все будет лучше некуда. В этом я не сомневаюсь.
Мало было мне дождя, холода и напавшей хандры. Полезла за артами по отп, чтобы поднять себе настроение, а нашла ЭТО. Причем такое ощущение, что я уже это видела, но не обратила внимания, потому не горела по ним. А вот теперь... Как разбить себе сердце за тридцать секунд:
Погода сходила с ума, швыряла пол мая снег в лицо, поливала от души дождем, закрепляла все это дело каждодневным, северным ветром, с предупреждениями от МЧС о 20-25 м/с в секунду и я сдалась. Стояла вчера вечером у Лис, заваривала чай и с сожалением осознавала, что нос заложен, горло першит, а вся я мелко трясусь. Сегодня проснулась в еще более убитом состоянии, с трудом разлепив глаза увидела, что время пол третьего дня и...легла спать дальше. Оправдала себя фразой: «Ну а что? Я больной человек, мне можно!». По такому «счастливому» случаю весь день просидела дома и наконец-то добралась до фоток с поездки в Москву. Как же они меня согрели, эх.
Сейчас бы сидеть у Крист на кухне, обниматься с Джесси,чтобы она меня как тогда кормила клубникой, а я все это дело запивала шампанским, пока Анри бы что-то рассказывала, и смотреть, как Надя готовит вкусный торт, а не вот это вот все.
Было приятно тогда выйти из метро и сразу обнять Крист, поймать заблудившуюся Надю у дома, впервые увидеть Анри, уставшую после дороги. Пусть в первый день мы мало времени провели вместе, зато я сполна наобщалась с семьей, с которой не виделась несколько лет. У сестры уже такой большой сын, даже не узнал меня сначала. Очень забавно было наблюдать за его потугами вспомнить кто я такая Зато как крепко он потом меня обнимал, когда ему это удалось.
Люблю я их очень. Жаль, что так редко удается проводить время вместе. Осталась у них на ночь, а с утра уже летела встречать Джесси.
Когда увидела на перроне девушку с красными губами, светлой кожей, одетой все в черное, абсолютно распиздяйской походкой направляющейся в мою сторону и сосущей чупачупс, сразу подумала: «Да, вот оно. Моя девочка.» Про сходку можно говорить бесконечно долго, но бывшие там люди уже все сказали за меня еще тогда, сразу после. Про сумрачных артеров, про то, что с нами не хотели сидеть, потому что мы мох, про Бубза, что требовал больше жизни на фотках, про яростные споры и...ну в общем вы поняли.
А еще! Еще Опоссум подарила мне рисунок Сакусы! Мне кажется я своим криком перепугала весь третий этаж и самого Опоссума, но я была так нереально счастлива. Сакуса почетно стоит на рабочем столе и каждый день радует меня. Как нибудь обязательно сфоткаю его и положу в дневник. Опоссум, ты прямо исполняешь мечты, не устану благодарить тебя за это.)
И, конечно же, для меня отдельная радость это то, что к нам опять присоединилась Фриза. Вообще очень приятно было увидеть тех, с кем уже успели познакомиться и тех, кто пришел впервые. Мы упорно пытались созвать всех на групповое фото, но у нас это не получилось, но пару фотографий со сходки из тех, что имеются, я все же приложу.
Сходочные, которые фотографировались и которым нужны фотографии, постучитесь в у-мыл.
Третий день запомнился поездкой на шашлыки, проводами Джесси, приездом Кота Тома и вечерним кофе с Ирч(шаблон не устает рваться и она действительно восхитительная, хоть и ворчит) и Венди. Пол дня ходила совершенно никакая, мучилась из-за давления и пыталась не уснуть прямо за столом. Зато спустя пару таблеток и кружку кофе, мир встал с ног на голову, энергия захватила меня с головой и тут то я наконец-то ВЛИЛАСЬ!
У Ханц на даче было очень здорово. Мы поиграли в волейбол, порыбачили утопили, а потом выловили из озера мяч, пожарили мясо и сели за стол. Джесси дважды травмировала меня своим пикированием с лавки, ее саму травмировали водоросли на руках, а всех остальных то, как она их оттирала. На мое «Все нормально, у нее всегда так, она сейчас себе маникюр еще новый сделает, не обращайте внимания» все дружно переглянулись и промолчали. А потом дело дошло до разговоров о фандоме и тут то я наконец-то высказала Ханц все, что я думаю о Джакарте. Говорила я долго, с толком, с чувством и с расстановкой, периодически все же возвращаясь к самому наболевшему вопросу о том, почему блять Ушивака получился такой тупой. Ханц бледнела, краснела а к концу слезно просила меня перестать ее стебать. Получив ответы на все волнующие меня вопросы и выключив режим Бакуго, в наших с Ханц головах появилась идея. Идея не отличалась гениальностью, однако пришлась всем по душе. И так у нас появился мем, который отражает ВСЕ. Бубз, надеюсь на этой фотке много жизни бгг
Последний день вывалил на нас кучу дождя и снега, поэтому мы забурились к Крист и отказались выходит из квартиры. Очень здорово было провести время с Суми, с Грей, а Лисонька у Крист вообще достойна отдельного повествования К нам заглянула Сонечка и я надеюсь, что мы не слишком сильно ее испугали. Первую половину дня мы с Анри баловались шибари, а вторую половину дня ели и играли. А еще с Котом написали макси по сакуаке Лицо Суми, когда она заглянула к нам в комнату было бесценно. Смотрю в сторону фотографий Грей и Лисоньки. Сюда их не потащу, но как приятно, что они вообще у меня есть. Слишком красиво. Достаточно тяжело было уезжать, но выбора в любом случае не было. И я точно знаю, что это был не последний раз, когда я приезжала и это немного ободряет.
Я думала, что у меня будут проблемы по недодаче только с Сакусой. Да и то надеюсь, что когда он будет появляться чаще, то и любителей появится больше. Но вот сегодня, благодаря кое кому /внимательный взгляд/, я поняла, что проблемы с недодачей у меня будут с другим. И гораздо большие. Не помню когда последний раз шипперила взрослых мужиков. По-моему взрослых нарисованных мужиков я вообще никогда не шипперила. Собственно все бывает впервые, да? Я вообще на самом деле все еще преданно люблю Тодороки и греюсь душей и сердцем о тодоизу но... Передаю привет со дна. У меня нет комментариев по этому поводу. +12шт
Пиздец где веник? От меня остался только пепел. Выметайте.