Вечный диссонанс.
Санта сто лет как прошла, а я только сейчас вспомнила, что так и не забрала свои фики в дневник. Самое время исправиться я считаю, а за одним перечитать и вспомнить, как это было.
Не в обзоры.
О пользе болезни
Пейринг/персонажи: Ушиджима Вакатоши/ Тендо Сатори
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, флафф
Размер: 2400 слов
Саммари: Ушиджима думает о том, что готов провести так всю жизнь, расставаясь с Тендо разве что на время учебы и тренировок, но чтобы они неизменно встречались в квартире, которую могли назвать своим домом.
читать дальшеНебо, серое и тяжелое, давит своим видом, душит, подобно петле на шее. Ветер резко бьет в лицо, свистит в ушах. Ушиджима поднимает ворот пальто, жалея, что не надел шарф, когда выходил с утра на учебу. Десятки, сотни снующих в разные стороны людей сливаются в одно пятно, перед глазами все кружится, и Ушиджима, едва стоя на ногах, опирается о стену дома, к которому успел отойти, чтобы не мешаться на дороге.
Учеба, бесконечные матчи и тренировки, отсутствие нормального сна из-за неясно откуда взявшейся бессоницы. Все это складывается воедино, лишает сил не только физических, но и моральных, подрывает иммунитет. Голова ватная, мысли не хотят складываться во что-то цельное. Ушиджима скрепя сердце признается самому себе — он все-таки заболел.
В глазах проясняется так же резко, как и темнеет. Ушиджима выпрямляется, расправляя плечи, и вежливо отказывается от помощи взволнованной прохожей женщины. Бросив взгляд на циферблат наручных часов, Ушиджима хмурится, понимая, что опоздал. Стараясь игнорировать слабость и тошноту, он быстрым шагом добирается до нужного кафе, еще с улицы видя в помещении знакомую яркую макушку.
Внутри тепло, витает запах цитрусов и кофе. Ушиджима усаживается напротив Тендо, коротко кивая ему в знак приветствия, и чувствует, как тяжесть дня отступает при виде его улыбки.
— Вакатоши-кун! — Тендо взмахивает рукой, едва не расплескав по столу чай. Смотрит пытливо, с толикой укора. — Опаздываешь.
— Извини. Задержали на тренировке, — Ушиджима опускает взгляд, скользит пальцами по пуговицам пальто, расстегивая их. Ему и вправду стыдно, что он опоздал — в последнее время им с Тендо редко удавалось видеться, учеба в разных университетах брала свое. Терять время, которое они могли провести вместе совершенно не хотелось.
Тендо в ответ лишь отмахивается.
Придвигается ближе, смотрит во все глаза и рассказывает — о скучном соседе, о лекциях, которые он просыпает, потому что так и не научился вставать с утра. О том, что не смог забыть о волейболе и иногда заглядывает на тренировки, чтобы размяться.
Ушиджима слушает, не перебивая. Кивает головой, иногда уточняя то, что Тендо обходит стороной, боясь пропустить хоть что-то. Рассказывает в ответ о себе — коротко и сухо. Не потому что не хочет делиться с Тендо, а потому что горло болит и голос вот-вот сорвется. Ушиджиме почему-то совершенно не хочет, чтобы Тендо это заметил.
Но Тендо, конечно же, замечает.
Щурится, угрожающе тянет гласные и смотрит укоризненно. Ушиджиме под его взглядом становится неловко, и он подавляет в себе желание потупить взгляд, понимая, что последует дальше.
— Вакатоши-кун, ты что, заболел?
Ушиджима молчит, слова как-то не идут, а в голове пусто. Да и что тут скажешь? Все и так очевидно. Чувство досады накрывает с головой — сейчас Тендо обязательно скажет, что им пора закругляться. Что ему, Ушиджиме, необходим постельный режим, и они обязательно встретятся позже, после праздников. Вот только Ушиджима понимает, что этого скорее всего не произойдет. У них опять найдутся десятки причин, чтобы перенести встречу.
Уходить от Тендо не хочется.
С Тендо спокойно, по-домашнему уютно. Можно подолгу молчать, слушая его голос и забавные истории, и он совершенно не обижается, будто бы все понимая. А еще можно говорить — все, что думаешь. Тендо принимает и поддерживает, смеется и отшучивается. Широко улыбается, взмахивает руками, и в нем столько эмоций, что нельзя не засмотреться.
Ушиджима впервые за вечер злится — на самого себя, на свою болезнь. Глупо все выходит.
— Ты меня слышишь? — щелчок пальцев раздается, кажется, прямиком в голове. Ушиджима моргает, сосредотачивает свой взгляд на уже одевшемся Тендо и смотрит непонимающе. — Я расплатился, мы можем идти. По дороге зайдем в аптеку. Только не тормози, Вакатоши-кун!
На улице становится еще холоднее. Ушиджима вжимает голову в плечи, стараясь хоть немного укрыться от ветра. Третье, о чем он жалеет за вечер то, что он не надел шапку. Мысль едва успевает сформироваться, как вдруг ему на голову опускается чужая рука. Ушиджима замирает, поднимает глаза вверх, будто старается рассмотреть появившуюся на голове цветастую шапку, и чувствует, как становится теплее.
— Болеешь и ходишь без шапки. Тебе должно быть стыдно за себя, Вакатоши, — Тендо качает головой, прицокивая, и натягивает капюшон. Смотрит со всей серьезностью за тем, как Ушиджима поправляет шапку на голове, и упирает руки в бока, наклоняясь вперед и почти соприкасаясь носом с Ушиджимой. — Надень и не думай возражать. Ты же не хочешь, чтобы я волновался еще больше?
Ушиджима качает головой. Этого он не хочет точно.
Аптека находится по дороге — Тендо успевает в нее заскочить, пока сам Ушиджима покупает домой продукты, чтобы было из чего готовить ужин. Квартира, в которой он остановился, встречает теплом и тишиной, а усталость наваливается сносящей с ног лавиной. Ушиджима едва находит в себе силы, чтобы раздеться и пройти в комнату, сразу опускаясь на диван.
Мягкая подушка под головой кажется спасением.
Он хочет прилечь лишь на минуточку — нужно приготовить поесть, и стоит предложить Тендо чай. Тот впервые у него в гостях, Ушиджиме есть, что сказать и показать, но сонливость плотным коконом обволакивает сознание, не давая пошевелиться. Он слышит голос Тендо, невнятный, доносящийся будто из-под толщи воды, и хочет ответить, но не может. Слова так и остаются не произнесенными, а сознание окончательно ускользает в темноту.
Вся ночь проходит в бреду.
Ушиджиме жарко и холодно одновременно, тело ломит, и его трясет так сильно, что он слышит, как стучат друг о друга зубы. Он с почти неуловимым удивлением понимает, что Тендо рядом — помогает ему снять уличную одежду, насильно впихивает в рот таблетки, без остановки взволнованно бормоча: «Как же так, Вакатоши-кун?» Ушиджима и рад бы ответить, но его хватает лишь на хриплое: «Спасибо», после чего он снова проваливается в сон.
Утро наступает внезапно.
Ушиджима морщится от бьющего в глаза света и переворачивается на бок, сонно моргая. Напротив кровати, полусидя-полулежа в кресле, спит Тендо, недовольно хмурясь сквозь сон. Его рот приоткрыт, длинные ноги раскинуты, изгиб локтя прикрывает глаза, а вторая рука расслабленно свисает с кресла. Ушиджима чувствует себя странно. Одновременно совестно, потому даже не подумал о том, чтобы расправить диван, и взволнованно: Тендо остался на ночь, хоть и мог уйти, а спать в кресле было явно неудобно.
Пол холодит голые ступни, и Ушиджима ежится. Желудок требовательно урчит, прося еды, Ушиджима старается передвигаться бесшумно, но все его старания оказываются бессмысленными, стоит ему споткнуться о стоящую на полу коробку с лекарствами. Она подпрыгивает и с грохотом опускается обратно, в стороны разлетаются баночки с витаминами и блистеры с таблетками. Ушиджима хмурится, поднимает взгляд, виновато смотря на ошалелого, соскочившего с места Тендо
— Если ты хотел меня разбудить, то мог бы выбрать менее изощренный способ, — Тендо широко зевает и качает головой. Поднимает руки вверх, потягиваясь всем телом — кофта задирается, обнажая полоску белой кожи и поросль волос на животе.
Ушиджима отводит взгляд.
— Извини. Ты не должен был дать мне уснуть.
— Шутишь? — Тендо округляет глаза и смотрит на Ушиджиму так, словно у него появилось по две ноги вместо рук. — Это было бы равносильно убийству, Вакатоши-кун.
Он опускается на корточки и начинает быстро приводить в порядок пол, небрежно отмахнувшись от попытки Ушиджимы ему помочь.
— Я позвонил твоему куратору и тренеру, предупредил о том, что ты заболел, — Тендо быстро вскидывает руку с поднятым указательным пальцем вверх, прерывая любые возражения. — От того, что на тренировку выйдет больной спортсмен, толку не будет, а с зачетами уже покончено. Так что ты можешь позволить себе начать каникулы на несколько дней раньше, Вакатоши-кун.
Ушиджима вздыхает и кивает головой — спорить бесполезно. Смотрит с благодарностью, улыбается, едва заметно.
Говорит:
— Спасибо.
И добавляет, совершенно искренне, даже не думая о том, как звучат его слова:
— Не знаю, как я был без тебя, Сатори.
Тендо замирает. Смотрит удивленно, хватая ртом воздух. Ушиджима думает о том, что впервые за долгое время Тендо не может найтись с ответом. А потом он улыбается, широко и счастливо и Ушиджиме кажется, что на щеках Тендо играет румянец.
— Совершенно отвратительно! Это мы уже выяснили.
Ушиджима уходит в душ и думает о том, что было бы здорово, если бы Тендо остался на весь день.
Но когда он выходит, в квартире пусто и, кажется, холоднее.
***
Тендо не звонит и не пишет весь день, Ушиджима тоже. Отвлекать его от дел не хочется, Тендо и так сделал слишком многое. Просить о том, чтобы Тендо пришел снова, Ушиджиме кажется наглостью.
Когда Тендо сам, без приглашения, появляется на пороге его квартиры, Ушиджима сомневается в том, не бредит ли он.
— Мне кажется, что у меня сейчас отпадут руки.
Тендо садится на диван и произносит фразу доверительным шепотом, абсолютно серьезно глядя Ушиджиме в глаза. Ушиджима хмурится, смотрит на покрасневшие пальцы Тендо, садится рядом и берет его руки в свои, не сильно сжимая, чтобы согреть.
Тендо вздрагивает и отводит взгляд, быстро бормоча:
— Зашел тебя проведать и убедиться, что ты не ушел на тренировку. Ты принял лекарства? Поел? Тебе сейчас нужно больше жидкости, Вакатоши-кун.
Ушиджима говорит, что есть не было желания, а таблетки принял. Тендо поджимает губы и встает с дивана, Ушиджима с сожалением выпускает пальцы Тендо из своих рук, чувствуя пустоту от того, что перестал его касаться.
Тендо проворно и ловко скользит по кухне, гремит кастрюлями и тарелками, на скорую руку готовя карри. Рассказывает о том, как прошел его день. О последнем сданном зачете, купленном до дома билете и о том, что ему так и не удалось поспать нормально. Он смотрит на часы, все чаще хмурясь, когда стрелка почти достигает десяти. И Ушиджима, прочистив горло, говорит:
— Оставайся.
И подавляет в себе желание добавить: «Навсегда».
Когда пустые тарелки оказываются на полу, а мультик, который выбрал Тендо, подходит к концу, Ушиджима зевает. Голова начинает болеть, и у него уже нет сил держать глаза открытыми. Он хочет предложить Тендо закончить просмотр завтра, но не произносит ни слова, потому что Тендо уже давно спит, обняв подушку обеими руками. Ушиджима натягивает повыше сползшее одеяло и выключает телевизор, устраиваясь поудобнее. Тендо ворочается во сне, лежит совсем близко. Так, что можно было ощутить мягкость его волос на коже и его запах — смесь приправ, пота и одеколона. Ушиджима вдыхает поглубже, стараясь запомнить его, и закрывает глаза, силясь очистить голову от лезущих в нее мыслей.
Тендо перекатывается на другой бок и оказывается совсем близко. Утыкается носом в шею Ушиджиме и дышит, заставляя мурашки бежать по коже. Закидывает руку ему на талию, прижимая к себе. Ушиджима, стараясь не обращать внимания на наливающийся тяжестью пах, ерзает, силясь уйти если не от обжигающих прикосновений, то хотя бы от сухих губ, касающихся бьющейся жилки под кожей. У него уходит добрых пять минут на то, чтобы найти удобную позу и Ушиджима действительно удивлен, что Тендо так и не просыпается от его бесконечного ерзанья.
Единственное, о чем мечтает Ушиджима, прежде чем провалиться в темноту — не проснуться со стояком.
***
Тендо вливается в повседневную жизнь Ушиджимы так, будто бы всегда там и был.
Будто бы в ней ему самое место.
Просыпаться с ним в одной кровати, делать завтрак на двоих, слушая громкое пение из душа — нормально. Пить горячий чай с медом, который Тендо приносит прямо в постель, шлепая босыми ногами по полу — нормально. Засыпать под чужое мерное чтение вслух и чувствовать тепло под боком — нормально.
Точнее сказать — правильно.
Разрушать сформировавшееся хрупкое равновесие совершенно не хочется. Ушиджима думает о том, что готов провести так всю жизнь, расставаясь с Тендо
разве что на время учебы и тренировок, но чтобы они неизменно встречались в квартире, которую могли назвать своим домом.
Вместе. Будто бы так и надо.
Будто так и должно быть.
Утром Ушиджима просыпается и ужасается простой мысли — он абсолютно здоров. Голова и горло не болят, легкие больше не разрывает от кашля, и его даже не знобит. Он чувствует себя так, словно может пробежать двадцать километров без остановки или отработать сто подач, даже не сбив дыхание.
Тендо гремит посудой на кухне, что-то негромко напевая себе под нос, и Ушиджима понимает, что сегодня все закончится. Он выздоровел, больше Тендо тут ничего не держит. Его ждут дома — купленный билет аккуратно лежит меж страниц книги вместо закладки.
Становится тоскливо.
Ушиджима неспешно вылезает из постели, заправляет ее, нехотя идет в ванную. Чистит зубы и умывается, понимая, что выглядит точно так же, как и чувствует себя — абсолютно здоровым.
Когда он надевает домашние штаны и футболку, садится на диван и хмуро смотрит на стену, будто бы она в чем-то виновата, в комнату проходит Тендо.
— Доброе утро! Я приготовил блинчики и сходил в магазин за сиропом, так что прошу к столу, — Тендо взмахивает полотенцем и нетерпеливо качается с пятки на носок. — Как себя чувствуешь? Выглядишь здо…
— Плохо. Думаю, что я все еще болен, — слова срываются с губ раньше, чем Ушиджима успевает подумать, что он делает. Стыдно становится почти сразу. А от того, как в глазах Тендо мелькает беспокойство и растерянность, он лишь усиливается.
— Но как же? Я думал, что тебе стало лучше, — Тендо хмурится и кусает губы, впивается в Ушиджиму взглядом, и он, не в силах его вынести, отводит глаза.
Говорит:
— Извини. Все нормально.
Тендо осекается, хмурая складка на лбу разглаживается так же быстро, как появляется. Его брови ползут вверх, а в глазах мелькает понимание.
— Вакатоши-ку-ун, — Тендо растягивает его имя, щурится, а на губах начинает играть ухмылка. Он наклоняется, смотря Ушиджиме прямо в глаза, — Ты что, соврал?
Ушиджима чувствует, как шею и щеки начинает заливать жар, надеясь, что это не так заметно, как ему кажется.
— Ты уедешь, и мы снова не будем видеться, а я этого не хочу. Мне нравится проводить с тобой время, и мне тебя не хватало. Но врать было глупо и эгоистично, — Ушиджима вздыхает, не отводя взгляда, и комкает край футболку в пальцах. — Поэтому еще раз извини.
Он смотрит на висящие на стене часы и думает о том, что еще успеет в зал, если поторопится. И Тендо наверняка нужно собрать вещи, потому что уже завтра Рождество, а значит он уезжает этим вечером. И Ушиджима должен его отпустить.
— Тебе, наверное, пора. Пойдем.
Ушиджима пытается встать, но рука Тендо ложится на его плечо, заставляя сесть обратно. Он смотрит нечитаемым, потемневшим взглядом и облизывает губы, взволнованно говоря:
— Я не уверен в том, что собираюсь сделать, но надеюсь, что правильно тебя понял. А если неправильно, то мы просто сделаем вид, что ничего не было, ладно?
А потом губы Тендо накрывают его собственные, и пальцы на ногах поджимаются, а дышать становится сложно.
Ушиджима запускает пальцы в волосы Тендо, надавливает на затылок, притягивая ближе к себе. Шарит рукой по спине, ощутимо проводя по позвонкам, заставляя прогнуться в пояснице. А потом, положив руку Тендо на бедро, дергает его на себя, утягивая на кровать.
Губы у Тендо теплые и сухие и оторваться от них почти невозможно, но приходится. Потому что Тендо улыбается, сначала едва заметно сквозь поцелуй, а потом откидывает голову и смеется. Заливисто и счастливо, и Ушиджима, глядя на него, не может не улыбнуться в ответ.
— Ну уж нет, Вакатоши, — Тендо удобнее устраивается на его бедрах, упирается лбом в лоб. В глазах его — обещание большего, игнорировать которое сложно. — Теперь я точно никуда не уйду. Я еще успею тебе надоесть.
Ушиджима думает, что совершенно не против надоедливого Тендо.
И на этот раз целует его первым.
Со вкусом какао
Автор: Альт, Мисс Вайоминг
Пейринг/персонажи: Куроо Тецуро/Бокуто Котаро
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, флафф
Размер: 2549 слов
Саммари: Единственным «но», которое Куроо не учитывает, становится Бокуто.
читать дальшеКуроо не любит Рождество.
В детстве, когда от сияния огоньков волнительно билось сердце в предвкушении праздника, когда самым большим и главным желанием было отметить Рождество в кругу семьи – получить подарки, поесть сладости, – родителей никогда не было рядом. Рабочие командировки неизменно выпадали на праздники, и Куроо приходилось оставаться с няней или уезжать к тете, которая считала Рождество бессмысленной тратой времени и денег.
Иногда ему удавалось остаться с Кенмой.
Тогда праздник хоть ненадолго, но обретал смысл. Они вместе делали и наряжали кодомацу, играли в видеоигры и помогали на кухне, а после небольшого застолья отправлялись спать. Тогда Куроо, решившись, все же загадывал желание и каждый раз надеялся, что следующий праздник он проведет не в одиночестве, а в кругу семьи.
А потом это перестало иметь смысл.
Незаметно для самого себя Куроо взрослеет. Ему уже не нужны сиделки и совсем не обязательно уезжать к тете. Кенма с семьей теперь каждый год уезжают из города на время праздников, и ему некуда пойти. Родители все чаще остаются дома, но Куроо это больше не интересно. Он гуляет до ночи по улочкам Токио, отстраненно наблюдая за людьми, чуть раньше полуночи приходит домой. Коротко и сухо поздравляет родителей с праздником и, взяв немного еды, уходит в свою комнату. Бездумно листает каналы по телевизору, а стоит им наскучить, приступает к книгам.
Когда ночную тишину развеивают взрывы, а на небе пестрят яркие салюты, Куроо гасит свет и ложится спать.
Он не нарушает свои традиции в средней школе, вежливо отказывает всем на первых годах обучения в старшей. Он уже взрослый, мог бы пойти куда угодно и с кем угодно, тем более родители уехали к друзьям, но Куроо не хочет. Он планирует следовать своим принципам до конца, как и все прошлые года.
Любовь к одиночеству - дурная привычка, оставшаяся с детства, не иначе.
Единственным «но», которое Куроо не учитывает, становится Бокуто.
Бокуто стоит на пороге квартиры, широко улыбаясь и держа в руках два пакета с едой. На его голове глупая шапка Санты, а на шею намотана гирлянда, переливающаяся цветными огоньками. Куроо вскидывает брови, отшатываясь в сторону от слишком громкого приветствия по ту сторону двери.
- Бокуто?
- Куроо! – Бокуто хитро улыбается и наклоняется вперед, внимательно смотря Куроо в глаза. – Я даже не надеялся застать тебя дома, если честно. Думал, ты уже ушел, но мне все-таки удалось сделать тебе сюрприз! Теперь я определенно круче Санты!
Бокуто вскидывает руку с поднятым вверх большим пальцем, и на секунду Куроо кажется, что пакет обязательно попадет ему по лицу. Бомбошка на шапке забавно подпрыгивает в такт движениям, а Бокуто выглядит слишком самодовольным.
Губы против воли расползаются в улыбке.
- Не зазнавайся.
Он отходит в сторону, позволяя Бокуто пройти внутрь. Захлопывает за ними двери, сжимая ручку двери крепче, чем нужно, и жмурится, стараясь унять бьющееся быстро сердце. Бокуто шуршит пакетами и что-то рассказывает из глубины квартиры, слова доносятся до ушей будто из-под толщи воды.
Куроо все еще не уверен - считать появление Бокуто новогодним чудом или проклятием.
- Я не знал, что купить, поэтому купил все, - стол заполняется продуктами так быстро, что Куроо не успевает следить за тем, что Бокуто кладет на стол. Рис и макароны, леденцы и шоколадки, рыба и какое-то подозрительное на вид суфле, мясо, чипсы, газировка, куча чего-то еще. Куроо понимает, что Бокуто не шутил, и сокрушенно качает головой.
- Мы столько не съедим, Бокуто.
В ответ тот лишь отмахивается, пальцы цепляются за гирлянду на шее, и с недовольным сопением Бокуто снимает ее, опуская на стол. Цепляется взглядом за лежащие рядом спички, хватает их в руки и, обойдя Куроо по дуге, подходит к противоположной стене. Зажигает висящие свечи – Куроо действительно не понимает, зачем они матери, пока по кухне не распространяется запах корицы и меда. Бокуто шумно принюхивается и довольно улыбается, глядя на Куроо, и Куроо не может не улыбнуться в ответ. Они говорят обо всем и ни о чем сразу, попутно раскладывая продукты по местам и споря о том, что можно приготовить. Бокуто быстро оккупирует плиту, достает кастрюльку, молоко и какао и что-то напевает себе под нос.
Куроо кажется, что его дом прямо на глазах оживает и наполняется теплом – совсем не пустой и холодный склеп, коим он был до прихода Бокуто.
Бокуто тянется к шкафчику со специями, вытаскивает оттуда пакетики, нюхая почти каждый. Забавно морщится и жмурится, чихает. Его движения – порывистые и резкие, как и всегда. За ними едва удается уследить на площадке, а сейчас Куроо даже и не пытается. Лишь подходит ближе, опирается бедрами о тумбу, на ней же устраивая локти. Поднимает голову, смотрит Бокуто в глаза и понимает, что они оказываются слишком близко друг к другу.
Бокуто замолкает, выпускает из рук пакетик со специями, и на секунду в его глазах мелькает что-то, что Куроо не может разгадать.
Хочется податься вперед, обнять Бокуто так крепко, как только можно. Потому что тоскливое, тяжелое ощущение холода и одиночества в душе отступает под напором Бокуто, согревая. Куроо хочет прикоснуться к его щеке, провести пальцами по скуле и, подцепив за подбородок, притянуть к себе. Поцеловать нежно и осторожно, как давно этого требует душа, но не находит сил и смелости.
- Зачем ты пришел? – глупый, как самому Куроо кажется, вопрос срывается с губ совершенно не к месту.
- Ну, например, потому что один идиот справляет новый год в одиночестве и не умеет как следует веселиться. И как вообще можно встречать новый год без моего фирменного какао?
Бокуто смешно закатывает глаза, Куроо не сдерживает смешка, и напряженность в атмосфере пропадает. Он толкает Бокуто в бок, не сильно, но тот корчится, как будто этот удар был если не смертельным, то явно калечащим.
- Тебе стоит отойти, чтобы не узнать секретный ингредиент моего чудодейственного какао.
- Неужели секретный ингредиент не щепотка любви? - насмешливо фыркает Куроо, покорно отходя в сторону.
- Ох, нет, любви добавлю очень много, просто катастрофически, – Куроо внезапно кажется, что Бокуто смотрит на него почти с той же теплотой, что испытывает он сам. Но тот быстро портит впечатление, игриво двинув бровями. - Серьезно, Куроо, займись делом. Разогрей рыбу, мама сделала твою любимую запеканку.
- Это называется рыбья лазанья.
Куроо открывает холодильник, накладывает две объемные порции, но, только почувствовав запах разогретой пищи, понимает, как сильно был голоден. Он подхватывает тарелки с горячей едой и несет их в зал. Ставит на столик и порывается помочь Бокуто с какао, но тот лишь отмахивается.
- Лучше найди какой-нибудь фильм. Я почти закончил.
И улыбается.
Почти незаметно, уголками губ, но Куроо вахтает этого, чтобы почувствовать себя неловко и ощутить, как сердце в груди сжимается.
Это глупо, и Куроо все понимает, но идти против собственных чувств у него нет ни сил, ни желания. Он хочет, чтобы Бокуто остался с ним на всю ночь. Хочет встретить с ним Новый год и впервые, за долгое время, хочет быть не один. Но страх услышать отказ сильнее собственных «хочу».
Куроо старается расслабиться, усаживаясь на диване как можно удобнее, но только ёрзает, принимая то одну позу, то другую. В конце концов садится с ногами и мнёт одну из диванных подушек. Размышляет: Бокуто же сам пришёл, с чего ему будет отказываться, если Куроо предложит остаться? В то же время, он мог просто зайти проведать, и ему наверняка будет неловко говорить “нет”. Собственные сомнения Куроо не нравятся. Они напоминают о болезни и о том, как он решает, стоит идти в школу или нет, и чем может аукнуться прогул. Но ведь сейчас Куроо не болеет, и подобные ощущения совсем не к месту.
Перед глазами почему-то всплывает образ Бокуто на площадке - как он трёт свою шею во время тайм-аута. Расслабляя, сам сминает свои мышцы, а потом оборачивается и, увидев Куроо, улыбается. Внутренности обдает жаром, и Куроо кажется, что температура подскакивает на несколько градусов.
Хотя, можно сказать, что он в некоторой степени болен.
Куроо прикладывается рукой об собственный лоб с громким хлопком.
- Кому ты аплодируешь? - интересуется Бокуто, замерший на пороге.
- Просто забыл кое-что сделать, но это неважно.
Куроо отмахивается от слов Бокуто, двигается в сторону, позволяя тому присесть рядом. Их бедра и плечи соприкасаются, и такая маленькая близость никого не смущает. Они негромко переговариваются, почти не обращая внимания на фильм. Бокуто дважды просит добавки, и Куроо в конце концов приносит сразу всю запеканку, которая есть, решая, что остатки он приберет позже. Когда они переходят к какао, оно уже почти остыло, но от того не стало менее вкусным. Палитра пряностей играет на языке, смешанная со вкусом самого какао, и Куроо жмурится от удовольствия, вдыхая его аромат.
- Нравится? - Бокуто едва не светится от гордости, с трудом сдерживая победную улыбку.
Куроо кивает и подавляет в себе порыв навредничать и ответить нет.
- Я знаю, что нравится, это ж, блин, какао, приготовленное мной. Слушай, давай так. Если ты угадаешь секретный ингредиент моего какао, то я исполню любое твое желание.
Куроо не нужно долго думать над желаниями. Они мелькают в мозгу сразу же - воспаленные фантазии о том, как Бокуто стоит перед ним на коленях или позволяет Куроо вылизать свой живот. От представления, как он просит Бокуто взять у него в рот, Куроо давится какао, и то льётся через нос. Бокутозаливается хохотом, бегая вокруг Куроо с бумажными салфетками.
- Идиот. Прекрати ржать, - привкус корицы и гвоздики теперь ощущается и в ноздрях.
Бокуто приподнимает руки, сдаваясь, но хихикать он, конечно, не перестает.
- Я понимаю, что истинные сомелье какао... какаошного? Какаошного дела, господи, звучит ужасно. Так вот, я понимаю, что ты решил подойти к вопросу максимально серьезно и задействовать все вкусовые рецепторы, но, чувак, это серьезно перебор.
Куроо хватает лежащую рядом подушку и замахивается. Бокуто широко раскрывает глаза и подается назад.
- Отложи подушку. Я серьезно, отложи её, а иначе мы зальём какао не только твои джинсы, но и диван.
Куроо нехотя опускает подушку обратно. Морщит нос и фыркает, смотрит на Бокуто с хитрым прищуром, как бы давая понять, что еще будет отомщен.
- Ингредиент, Куроо.
Бокуто смотрит на него с легкой опаской в глазах, будто бы все еще ожидает подвоха, но вскоре расслабляется. Вытягивает ноги вперед, опирается локтями о подушку, глядя на Куроо с интересом.
- Мы уже выяснили, что ты добавил туда тонны любви, - Куроо хмыкает и широко улыбается. - Разве не это - главный ингредиент?
Бокуто фыркает и закатывает глаза. Смотрит прямо, с улыбкой и играет бровями, как бы подгоняя Куроо гадать дальше.
- Может быть это тмин?
Куроо принюхивается к напитку, снова делает глоток, стараясь распробовать, и не может понять..Но это важно - понять, потому что тогда у него появится шанс попросить то, чего он так давно хочет, и иметь при этом возможность все свести к шутке.
Бокуто кривится.
- Я просто пошутил. Подумал, что ты мог бы такого неожиданного туда добавить. А тмин... ну это, знаешь, в твоем стиле. Особенно в какао.
- И какой же у меня стиль? - Бокуто тянется к Куроо всем собой, лицо у него приходит в движение так быстро, что Куроо не успевает разобрать все эмоции.
Но его поза, встопорщенные волосы и приподнятые брови, то, как он сжимает пальцами подушку: это всё - сплошное нетерпение. Нетерпение от того, что же про него скажут, как его оценят, какой комплимент скажут. Куроо хочет рассмеяться, и он хмыкает, глядя на Бокуто.
- Ты непредсказуемый. С тебя бы сталось добавить бекон в какао.
- О, какао с беконом... мое любимое. Но я же знаю, что ты не очень любишь мясо.
Куроо машет рукой над кружкой, как над пробиркой с хлором на химии в школе, ощущает еле слышный шоколадный привкус и лёгкие кисловатые ноты. Пахнет знакомо, но Куроо так и не может узнать.
- Неужели ты, зная мою любовь к рыбе, варил свой чудесный напиток с рыбьими потрохами?
Бокуто смеется. Чисто и громко, запрокинув голову назад. Челка от резкого движения сползает в сторону, открывая глаза. Бокуто без привычной для себя укладки, в свете телевизора, в обнимку с подушкой, выглядит по-домашнему уютно. Правильно. И Куроо совершенно не хочет отпускать его от себя.
- Это было бы слишком даже для меня.
Желание угадать секретный ингредиент становится сильнее.
Его кидает из стороны в сторону – от приправ к фруктам и обратно, вплоть до обычной еды, которую при всем желании никто не стал бы добавлять в напиток. Бокуто каждый раз качает головой, улыбается. Кажется, что десяток «Угадал?» и «Это же оно?» ни капли его не утомляют.
В отличие от самого Куроо.
Он со вздохом ставит уже пустую кружку на пол.
- Сдаюсь.
На душе становится тоскливо – упустил, возможно, единственный шанс.
Бокуто подмечает смену в настроении мгновенно. Сводит брови к переносице и придвигается ближе, смотрит внимательно, а дождавшись, когда Куроо так же посмотрит в ответ, выдает:
- Желток перепелиного яйца.
Куроо не знает, как выглядит его лицо, но в нем явно что-то меняется. Потому что Бокуто распахивает глаза и виновато добавляет:
- Я думал, ты догадаешься!
Тело действует быстрее, чем Куроо успевает что либо понять. В одну минуту он сидит на диване и смотрит на Бокуто, и вот он уже валит его назад, прижимая к дивану. Подушка с глухим звуком встречается с головой Бокуто, слышится полузадушенный вскрик. Бокуто машет руками и ёрзает, что-то кричит, но Куроо так увлечен избиением, что не может разобрать слов.
- Ты придурок, Бокуто! Только ты мог додуматься кинуть в какао яйцо, я бы никогда не смог угадать!
- Куроо, стой! Я требую переговоры!
Занесенная рука замирает в воздухе. Куроо щурится и приподнимает брови.
- Ну?
- Только не бей больше! – Бокуто вскидывает ладони в защитном жесте и с опаской смотрит на подушку. Переводит взгляд на Куроо и обратно, после чего быстро говорит: - Я понял, это было нечестно. И в качестве извинения я все равно исполню твое желание!
- Любое?
- Да.
- Абсолютно?
- Да-да.
- Даже самое идиотское?
- Господи, Куроо, сказал же да!
Бокуто взмахивает руками, случайно попадает по подушке, которую держит Куроо, и та с легкостью отлетает в сторну. Звук, с которым она соприкасается с полом, сливается с глухим стуком сердца, бьющегося, кажется, в ушах. Куроо смотрит на Бокуто – раскрасневшиеся щеки, растрёпанные волосы, блестящие от нетерпения глаза.
Становится неловко.
Куроо облизывает губы, собираясь с силами, и говорит быстро, будто боясь передумать:
- Поцелуй меня.
Кажется, что мир замирает. Бокуто открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба. Куроо, не в силах смотреть на него, опускает взгляд. Глупое желание, дурацкий день. Куроо зажмуривает глаза и мысленно готовится к худшему.
К чему он не готов, так это к ощущению чужих губ на своих губах.
Куроо резко распахивает глаза. Смотрит перед собой, прямо на Бокуто, который совершенно точно его целует.
Куроо позволяет себе расслабиться и снова сомкнуть веки, отвечает на поцелуй мягко и несмело, боясь спугнуть. В груди расцветает ощущения счастья, Бокуто устраивает руки на плечах Куроо, прижимается еще ближе. Прерывать это мгновение не хочется совершенно. Но легкие начинают гореть, и приходится отстраниться, чтобы сделать глоток воздуха.
И тогда мир приходит в движение.
Бокуто все еще близко, все так же цепляется за плечи, и Куроо чувствует, как его дыхание щекочет кожу. На губах появляется улыбка – сначала робкая и неуверенная, но увидев ответную на губах Бокуто,собственная становится шире. Куроо бросает взгляд на часы - почти десять, и если Бокуто хочет успеть домой, то нужно идти сейчас, но отпускать его Куроо не намерен. Поэтому он во второй раз за вечер находит в себе силы совершить, казалось бы, невозможное.
- Давай встретим Рождество вместе?
Бокуто скользит ладонью по плечу, ведет вниз.У Куроо голова начинает кружитьсяот таких незатейливых прикосновений, внутри все стягивается в тугой узел, и хочется повалить Бокуто на диван. Поцеловать снова – жарко, напористо, не сдерживаясь.
Но вместо этого он ловит руку Бокуто в свою, позволяя их пальцам переплестись.
- Давай.
Бокуто кивает и утыкается Куроо в плечо, сжимая его ладонь крепче.
Куроо впервые за много лет не чувствует себя одиноким.
И начинает верить в чудеса.
Не в обзоры.
О пользе болезни
Пейринг/персонажи: Ушиджима Вакатоши/ Тендо Сатори
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, флафф
Размер: 2400 слов
Саммари: Ушиджима думает о том, что готов провести так всю жизнь, расставаясь с Тендо разве что на время учебы и тренировок, но чтобы они неизменно встречались в квартире, которую могли назвать своим домом.
читать дальшеНебо, серое и тяжелое, давит своим видом, душит, подобно петле на шее. Ветер резко бьет в лицо, свистит в ушах. Ушиджима поднимает ворот пальто, жалея, что не надел шарф, когда выходил с утра на учебу. Десятки, сотни снующих в разные стороны людей сливаются в одно пятно, перед глазами все кружится, и Ушиджима, едва стоя на ногах, опирается о стену дома, к которому успел отойти, чтобы не мешаться на дороге.
Учеба, бесконечные матчи и тренировки, отсутствие нормального сна из-за неясно откуда взявшейся бессоницы. Все это складывается воедино, лишает сил не только физических, но и моральных, подрывает иммунитет. Голова ватная, мысли не хотят складываться во что-то цельное. Ушиджима скрепя сердце признается самому себе — он все-таки заболел.
В глазах проясняется так же резко, как и темнеет. Ушиджима выпрямляется, расправляя плечи, и вежливо отказывается от помощи взволнованной прохожей женщины. Бросив взгляд на циферблат наручных часов, Ушиджима хмурится, понимая, что опоздал. Стараясь игнорировать слабость и тошноту, он быстрым шагом добирается до нужного кафе, еще с улицы видя в помещении знакомую яркую макушку.
Внутри тепло, витает запах цитрусов и кофе. Ушиджима усаживается напротив Тендо, коротко кивая ему в знак приветствия, и чувствует, как тяжесть дня отступает при виде его улыбки.
— Вакатоши-кун! — Тендо взмахивает рукой, едва не расплескав по столу чай. Смотрит пытливо, с толикой укора. — Опаздываешь.
— Извини. Задержали на тренировке, — Ушиджима опускает взгляд, скользит пальцами по пуговицам пальто, расстегивая их. Ему и вправду стыдно, что он опоздал — в последнее время им с Тендо редко удавалось видеться, учеба в разных университетах брала свое. Терять время, которое они могли провести вместе совершенно не хотелось.
Тендо в ответ лишь отмахивается.
Придвигается ближе, смотрит во все глаза и рассказывает — о скучном соседе, о лекциях, которые он просыпает, потому что так и не научился вставать с утра. О том, что не смог забыть о волейболе и иногда заглядывает на тренировки, чтобы размяться.
Ушиджима слушает, не перебивая. Кивает головой, иногда уточняя то, что Тендо обходит стороной, боясь пропустить хоть что-то. Рассказывает в ответ о себе — коротко и сухо. Не потому что не хочет делиться с Тендо, а потому что горло болит и голос вот-вот сорвется. Ушиджиме почему-то совершенно не хочет, чтобы Тендо это заметил.
Но Тендо, конечно же, замечает.
Щурится, угрожающе тянет гласные и смотрит укоризненно. Ушиджиме под его взглядом становится неловко, и он подавляет в себе желание потупить взгляд, понимая, что последует дальше.
— Вакатоши-кун, ты что, заболел?
Ушиджима молчит, слова как-то не идут, а в голове пусто. Да и что тут скажешь? Все и так очевидно. Чувство досады накрывает с головой — сейчас Тендо обязательно скажет, что им пора закругляться. Что ему, Ушиджиме, необходим постельный режим, и они обязательно встретятся позже, после праздников. Вот только Ушиджима понимает, что этого скорее всего не произойдет. У них опять найдутся десятки причин, чтобы перенести встречу.
Уходить от Тендо не хочется.
С Тендо спокойно, по-домашнему уютно. Можно подолгу молчать, слушая его голос и забавные истории, и он совершенно не обижается, будто бы все понимая. А еще можно говорить — все, что думаешь. Тендо принимает и поддерживает, смеется и отшучивается. Широко улыбается, взмахивает руками, и в нем столько эмоций, что нельзя не засмотреться.
Ушиджима впервые за вечер злится — на самого себя, на свою болезнь. Глупо все выходит.
— Ты меня слышишь? — щелчок пальцев раздается, кажется, прямиком в голове. Ушиджима моргает, сосредотачивает свой взгляд на уже одевшемся Тендо и смотрит непонимающе. — Я расплатился, мы можем идти. По дороге зайдем в аптеку. Только не тормози, Вакатоши-кун!
На улице становится еще холоднее. Ушиджима вжимает голову в плечи, стараясь хоть немного укрыться от ветра. Третье, о чем он жалеет за вечер то, что он не надел шапку. Мысль едва успевает сформироваться, как вдруг ему на голову опускается чужая рука. Ушиджима замирает, поднимает глаза вверх, будто старается рассмотреть появившуюся на голове цветастую шапку, и чувствует, как становится теплее.
— Болеешь и ходишь без шапки. Тебе должно быть стыдно за себя, Вакатоши, — Тендо качает головой, прицокивая, и натягивает капюшон. Смотрит со всей серьезностью за тем, как Ушиджима поправляет шапку на голове, и упирает руки в бока, наклоняясь вперед и почти соприкасаясь носом с Ушиджимой. — Надень и не думай возражать. Ты же не хочешь, чтобы я волновался еще больше?
Ушиджима качает головой. Этого он не хочет точно.
Аптека находится по дороге — Тендо успевает в нее заскочить, пока сам Ушиджима покупает домой продукты, чтобы было из чего готовить ужин. Квартира, в которой он остановился, встречает теплом и тишиной, а усталость наваливается сносящей с ног лавиной. Ушиджима едва находит в себе силы, чтобы раздеться и пройти в комнату, сразу опускаясь на диван.
Мягкая подушка под головой кажется спасением.
Он хочет прилечь лишь на минуточку — нужно приготовить поесть, и стоит предложить Тендо чай. Тот впервые у него в гостях, Ушиджиме есть, что сказать и показать, но сонливость плотным коконом обволакивает сознание, не давая пошевелиться. Он слышит голос Тендо, невнятный, доносящийся будто из-под толщи воды, и хочет ответить, но не может. Слова так и остаются не произнесенными, а сознание окончательно ускользает в темноту.
Вся ночь проходит в бреду.
Ушиджиме жарко и холодно одновременно, тело ломит, и его трясет так сильно, что он слышит, как стучат друг о друга зубы. Он с почти неуловимым удивлением понимает, что Тендо рядом — помогает ему снять уличную одежду, насильно впихивает в рот таблетки, без остановки взволнованно бормоча: «Как же так, Вакатоши-кун?» Ушиджима и рад бы ответить, но его хватает лишь на хриплое: «Спасибо», после чего он снова проваливается в сон.
Утро наступает внезапно.
Ушиджима морщится от бьющего в глаза света и переворачивается на бок, сонно моргая. Напротив кровати, полусидя-полулежа в кресле, спит Тендо, недовольно хмурясь сквозь сон. Его рот приоткрыт, длинные ноги раскинуты, изгиб локтя прикрывает глаза, а вторая рука расслабленно свисает с кресла. Ушиджима чувствует себя странно. Одновременно совестно, потому даже не подумал о том, чтобы расправить диван, и взволнованно: Тендо остался на ночь, хоть и мог уйти, а спать в кресле было явно неудобно.
Пол холодит голые ступни, и Ушиджима ежится. Желудок требовательно урчит, прося еды, Ушиджима старается передвигаться бесшумно, но все его старания оказываются бессмысленными, стоит ему споткнуться о стоящую на полу коробку с лекарствами. Она подпрыгивает и с грохотом опускается обратно, в стороны разлетаются баночки с витаминами и блистеры с таблетками. Ушиджима хмурится, поднимает взгляд, виновато смотря на ошалелого, соскочившего с места Тендо
— Если ты хотел меня разбудить, то мог бы выбрать менее изощренный способ, — Тендо широко зевает и качает головой. Поднимает руки вверх, потягиваясь всем телом — кофта задирается, обнажая полоску белой кожи и поросль волос на животе.
Ушиджима отводит взгляд.
— Извини. Ты не должен был дать мне уснуть.
— Шутишь? — Тендо округляет глаза и смотрит на Ушиджиму так, словно у него появилось по две ноги вместо рук. — Это было бы равносильно убийству, Вакатоши-кун.
Он опускается на корточки и начинает быстро приводить в порядок пол, небрежно отмахнувшись от попытки Ушиджимы ему помочь.
— Я позвонил твоему куратору и тренеру, предупредил о том, что ты заболел, — Тендо быстро вскидывает руку с поднятым указательным пальцем вверх, прерывая любые возражения. — От того, что на тренировку выйдет больной спортсмен, толку не будет, а с зачетами уже покончено. Так что ты можешь позволить себе начать каникулы на несколько дней раньше, Вакатоши-кун.
Ушиджима вздыхает и кивает головой — спорить бесполезно. Смотрит с благодарностью, улыбается, едва заметно.
Говорит:
— Спасибо.
И добавляет, совершенно искренне, даже не думая о том, как звучат его слова:
— Не знаю, как я был без тебя, Сатори.
Тендо замирает. Смотрит удивленно, хватая ртом воздух. Ушиджима думает о том, что впервые за долгое время Тендо не может найтись с ответом. А потом он улыбается, широко и счастливо и Ушиджиме кажется, что на щеках Тендо играет румянец.
— Совершенно отвратительно! Это мы уже выяснили.
Ушиджима уходит в душ и думает о том, что было бы здорово, если бы Тендо остался на весь день.
Но когда он выходит, в квартире пусто и, кажется, холоднее.
***
Тендо не звонит и не пишет весь день, Ушиджима тоже. Отвлекать его от дел не хочется, Тендо и так сделал слишком многое. Просить о том, чтобы Тендо пришел снова, Ушиджиме кажется наглостью.
Когда Тендо сам, без приглашения, появляется на пороге его квартиры, Ушиджима сомневается в том, не бредит ли он.
— Мне кажется, что у меня сейчас отпадут руки.
Тендо садится на диван и произносит фразу доверительным шепотом, абсолютно серьезно глядя Ушиджиме в глаза. Ушиджима хмурится, смотрит на покрасневшие пальцы Тендо, садится рядом и берет его руки в свои, не сильно сжимая, чтобы согреть.
Тендо вздрагивает и отводит взгляд, быстро бормоча:
— Зашел тебя проведать и убедиться, что ты не ушел на тренировку. Ты принял лекарства? Поел? Тебе сейчас нужно больше жидкости, Вакатоши-кун.
Ушиджима говорит, что есть не было желания, а таблетки принял. Тендо поджимает губы и встает с дивана, Ушиджима с сожалением выпускает пальцы Тендо из своих рук, чувствуя пустоту от того, что перестал его касаться.
Тендо проворно и ловко скользит по кухне, гремит кастрюлями и тарелками, на скорую руку готовя карри. Рассказывает о том, как прошел его день. О последнем сданном зачете, купленном до дома билете и о том, что ему так и не удалось поспать нормально. Он смотрит на часы, все чаще хмурясь, когда стрелка почти достигает десяти. И Ушиджима, прочистив горло, говорит:
— Оставайся.
И подавляет в себе желание добавить: «Навсегда».
Когда пустые тарелки оказываются на полу, а мультик, который выбрал Тендо, подходит к концу, Ушиджима зевает. Голова начинает болеть, и у него уже нет сил держать глаза открытыми. Он хочет предложить Тендо закончить просмотр завтра, но не произносит ни слова, потому что Тендо уже давно спит, обняв подушку обеими руками. Ушиджима натягивает повыше сползшее одеяло и выключает телевизор, устраиваясь поудобнее. Тендо ворочается во сне, лежит совсем близко. Так, что можно было ощутить мягкость его волос на коже и его запах — смесь приправ, пота и одеколона. Ушиджима вдыхает поглубже, стараясь запомнить его, и закрывает глаза, силясь очистить голову от лезущих в нее мыслей.
Тендо перекатывается на другой бок и оказывается совсем близко. Утыкается носом в шею Ушиджиме и дышит, заставляя мурашки бежать по коже. Закидывает руку ему на талию, прижимая к себе. Ушиджима, стараясь не обращать внимания на наливающийся тяжестью пах, ерзает, силясь уйти если не от обжигающих прикосновений, то хотя бы от сухих губ, касающихся бьющейся жилки под кожей. У него уходит добрых пять минут на то, чтобы найти удобную позу и Ушиджима действительно удивлен, что Тендо так и не просыпается от его бесконечного ерзанья.
Единственное, о чем мечтает Ушиджима, прежде чем провалиться в темноту — не проснуться со стояком.
***
Тендо вливается в повседневную жизнь Ушиджимы так, будто бы всегда там и был.
Будто бы в ней ему самое место.
Просыпаться с ним в одной кровати, делать завтрак на двоих, слушая громкое пение из душа — нормально. Пить горячий чай с медом, который Тендо приносит прямо в постель, шлепая босыми ногами по полу — нормально. Засыпать под чужое мерное чтение вслух и чувствовать тепло под боком — нормально.
Точнее сказать — правильно.
Разрушать сформировавшееся хрупкое равновесие совершенно не хочется. Ушиджима думает о том, что готов провести так всю жизнь, расставаясь с Тендо
разве что на время учебы и тренировок, но чтобы они неизменно встречались в квартире, которую могли назвать своим домом.
Вместе. Будто бы так и надо.
Будто так и должно быть.
Утром Ушиджима просыпается и ужасается простой мысли — он абсолютно здоров. Голова и горло не болят, легкие больше не разрывает от кашля, и его даже не знобит. Он чувствует себя так, словно может пробежать двадцать километров без остановки или отработать сто подач, даже не сбив дыхание.
Тендо гремит посудой на кухне, что-то негромко напевая себе под нос, и Ушиджима понимает, что сегодня все закончится. Он выздоровел, больше Тендо тут ничего не держит. Его ждут дома — купленный билет аккуратно лежит меж страниц книги вместо закладки.
Становится тоскливо.
Ушиджима неспешно вылезает из постели, заправляет ее, нехотя идет в ванную. Чистит зубы и умывается, понимая, что выглядит точно так же, как и чувствует себя — абсолютно здоровым.
Когда он надевает домашние штаны и футболку, садится на диван и хмуро смотрит на стену, будто бы она в чем-то виновата, в комнату проходит Тендо.
— Доброе утро! Я приготовил блинчики и сходил в магазин за сиропом, так что прошу к столу, — Тендо взмахивает полотенцем и нетерпеливо качается с пятки на носок. — Как себя чувствуешь? Выглядишь здо…
— Плохо. Думаю, что я все еще болен, — слова срываются с губ раньше, чем Ушиджима успевает подумать, что он делает. Стыдно становится почти сразу. А от того, как в глазах Тендо мелькает беспокойство и растерянность, он лишь усиливается.
— Но как же? Я думал, что тебе стало лучше, — Тендо хмурится и кусает губы, впивается в Ушиджиму взглядом, и он, не в силах его вынести, отводит глаза.
Говорит:
— Извини. Все нормально.
Тендо осекается, хмурая складка на лбу разглаживается так же быстро, как появляется. Его брови ползут вверх, а в глазах мелькает понимание.
— Вакатоши-ку-ун, — Тендо растягивает его имя, щурится, а на губах начинает играть ухмылка. Он наклоняется, смотря Ушиджиме прямо в глаза, — Ты что, соврал?
Ушиджима чувствует, как шею и щеки начинает заливать жар, надеясь, что это не так заметно, как ему кажется.
— Ты уедешь, и мы снова не будем видеться, а я этого не хочу. Мне нравится проводить с тобой время, и мне тебя не хватало. Но врать было глупо и эгоистично, — Ушиджима вздыхает, не отводя взгляда, и комкает край футболку в пальцах. — Поэтому еще раз извини.
Он смотрит на висящие на стене часы и думает о том, что еще успеет в зал, если поторопится. И Тендо наверняка нужно собрать вещи, потому что уже завтра Рождество, а значит он уезжает этим вечером. И Ушиджима должен его отпустить.
— Тебе, наверное, пора. Пойдем.
Ушиджима пытается встать, но рука Тендо ложится на его плечо, заставляя сесть обратно. Он смотрит нечитаемым, потемневшим взглядом и облизывает губы, взволнованно говоря:
— Я не уверен в том, что собираюсь сделать, но надеюсь, что правильно тебя понял. А если неправильно, то мы просто сделаем вид, что ничего не было, ладно?
А потом губы Тендо накрывают его собственные, и пальцы на ногах поджимаются, а дышать становится сложно.
Ушиджима запускает пальцы в волосы Тендо, надавливает на затылок, притягивая ближе к себе. Шарит рукой по спине, ощутимо проводя по позвонкам, заставляя прогнуться в пояснице. А потом, положив руку Тендо на бедро, дергает его на себя, утягивая на кровать.
Губы у Тендо теплые и сухие и оторваться от них почти невозможно, но приходится. Потому что Тендо улыбается, сначала едва заметно сквозь поцелуй, а потом откидывает голову и смеется. Заливисто и счастливо, и Ушиджима, глядя на него, не может не улыбнуться в ответ.
— Ну уж нет, Вакатоши, — Тендо удобнее устраивается на его бедрах, упирается лбом в лоб. В глазах его — обещание большего, игнорировать которое сложно. — Теперь я точно никуда не уйду. Я еще успею тебе надоесть.
Ушиджима думает, что совершенно не против надоедливого Тендо.
И на этот раз целует его первым.
Со вкусом какао
Автор: Альт, Мисс Вайоминг
Пейринг/персонажи: Куроо Тецуро/Бокуто Котаро
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, флафф
Размер: 2549 слов
Саммари: Единственным «но», которое Куроо не учитывает, становится Бокуто.
читать дальшеКуроо не любит Рождество.
В детстве, когда от сияния огоньков волнительно билось сердце в предвкушении праздника, когда самым большим и главным желанием было отметить Рождество в кругу семьи – получить подарки, поесть сладости, – родителей никогда не было рядом. Рабочие командировки неизменно выпадали на праздники, и Куроо приходилось оставаться с няней или уезжать к тете, которая считала Рождество бессмысленной тратой времени и денег.
Иногда ему удавалось остаться с Кенмой.
Тогда праздник хоть ненадолго, но обретал смысл. Они вместе делали и наряжали кодомацу, играли в видеоигры и помогали на кухне, а после небольшого застолья отправлялись спать. Тогда Куроо, решившись, все же загадывал желание и каждый раз надеялся, что следующий праздник он проведет не в одиночестве, а в кругу семьи.
А потом это перестало иметь смысл.
Незаметно для самого себя Куроо взрослеет. Ему уже не нужны сиделки и совсем не обязательно уезжать к тете. Кенма с семьей теперь каждый год уезжают из города на время праздников, и ему некуда пойти. Родители все чаще остаются дома, но Куроо это больше не интересно. Он гуляет до ночи по улочкам Токио, отстраненно наблюдая за людьми, чуть раньше полуночи приходит домой. Коротко и сухо поздравляет родителей с праздником и, взяв немного еды, уходит в свою комнату. Бездумно листает каналы по телевизору, а стоит им наскучить, приступает к книгам.
Когда ночную тишину развеивают взрывы, а на небе пестрят яркие салюты, Куроо гасит свет и ложится спать.
Он не нарушает свои традиции в средней школе, вежливо отказывает всем на первых годах обучения в старшей. Он уже взрослый, мог бы пойти куда угодно и с кем угодно, тем более родители уехали к друзьям, но Куроо не хочет. Он планирует следовать своим принципам до конца, как и все прошлые года.
Любовь к одиночеству - дурная привычка, оставшаяся с детства, не иначе.
Единственным «но», которое Куроо не учитывает, становится Бокуто.
Бокуто стоит на пороге квартиры, широко улыбаясь и держа в руках два пакета с едой. На его голове глупая шапка Санты, а на шею намотана гирлянда, переливающаяся цветными огоньками. Куроо вскидывает брови, отшатываясь в сторону от слишком громкого приветствия по ту сторону двери.
- Бокуто?
- Куроо! – Бокуто хитро улыбается и наклоняется вперед, внимательно смотря Куроо в глаза. – Я даже не надеялся застать тебя дома, если честно. Думал, ты уже ушел, но мне все-таки удалось сделать тебе сюрприз! Теперь я определенно круче Санты!
Бокуто вскидывает руку с поднятым вверх большим пальцем, и на секунду Куроо кажется, что пакет обязательно попадет ему по лицу. Бомбошка на шапке забавно подпрыгивает в такт движениям, а Бокуто выглядит слишком самодовольным.
Губы против воли расползаются в улыбке.
- Не зазнавайся.
Он отходит в сторону, позволяя Бокуто пройти внутрь. Захлопывает за ними двери, сжимая ручку двери крепче, чем нужно, и жмурится, стараясь унять бьющееся быстро сердце. Бокуто шуршит пакетами и что-то рассказывает из глубины квартиры, слова доносятся до ушей будто из-под толщи воды.
Куроо все еще не уверен - считать появление Бокуто новогодним чудом или проклятием.
- Я не знал, что купить, поэтому купил все, - стол заполняется продуктами так быстро, что Куроо не успевает следить за тем, что Бокуто кладет на стол. Рис и макароны, леденцы и шоколадки, рыба и какое-то подозрительное на вид суфле, мясо, чипсы, газировка, куча чего-то еще. Куроо понимает, что Бокуто не шутил, и сокрушенно качает головой.
- Мы столько не съедим, Бокуто.
В ответ тот лишь отмахивается, пальцы цепляются за гирлянду на шее, и с недовольным сопением Бокуто снимает ее, опуская на стол. Цепляется взглядом за лежащие рядом спички, хватает их в руки и, обойдя Куроо по дуге, подходит к противоположной стене. Зажигает висящие свечи – Куроо действительно не понимает, зачем они матери, пока по кухне не распространяется запах корицы и меда. Бокуто шумно принюхивается и довольно улыбается, глядя на Куроо, и Куроо не может не улыбнуться в ответ. Они говорят обо всем и ни о чем сразу, попутно раскладывая продукты по местам и споря о том, что можно приготовить. Бокуто быстро оккупирует плиту, достает кастрюльку, молоко и какао и что-то напевает себе под нос.
Куроо кажется, что его дом прямо на глазах оживает и наполняется теплом – совсем не пустой и холодный склеп, коим он был до прихода Бокуто.
Бокуто тянется к шкафчику со специями, вытаскивает оттуда пакетики, нюхая почти каждый. Забавно морщится и жмурится, чихает. Его движения – порывистые и резкие, как и всегда. За ними едва удается уследить на площадке, а сейчас Куроо даже и не пытается. Лишь подходит ближе, опирается бедрами о тумбу, на ней же устраивая локти. Поднимает голову, смотрит Бокуто в глаза и понимает, что они оказываются слишком близко друг к другу.
Бокуто замолкает, выпускает из рук пакетик со специями, и на секунду в его глазах мелькает что-то, что Куроо не может разгадать.
Хочется податься вперед, обнять Бокуто так крепко, как только можно. Потому что тоскливое, тяжелое ощущение холода и одиночества в душе отступает под напором Бокуто, согревая. Куроо хочет прикоснуться к его щеке, провести пальцами по скуле и, подцепив за подбородок, притянуть к себе. Поцеловать нежно и осторожно, как давно этого требует душа, но не находит сил и смелости.
- Зачем ты пришел? – глупый, как самому Куроо кажется, вопрос срывается с губ совершенно не к месту.
- Ну, например, потому что один идиот справляет новый год в одиночестве и не умеет как следует веселиться. И как вообще можно встречать новый год без моего фирменного какао?
Бокуто смешно закатывает глаза, Куроо не сдерживает смешка, и напряженность в атмосфере пропадает. Он толкает Бокуто в бок, не сильно, но тот корчится, как будто этот удар был если не смертельным, то явно калечащим.
- Тебе стоит отойти, чтобы не узнать секретный ингредиент моего чудодейственного какао.
- Неужели секретный ингредиент не щепотка любви? - насмешливо фыркает Куроо, покорно отходя в сторону.
- Ох, нет, любви добавлю очень много, просто катастрофически, – Куроо внезапно кажется, что Бокуто смотрит на него почти с той же теплотой, что испытывает он сам. Но тот быстро портит впечатление, игриво двинув бровями. - Серьезно, Куроо, займись делом. Разогрей рыбу, мама сделала твою любимую запеканку.
- Это называется рыбья лазанья.
Куроо открывает холодильник, накладывает две объемные порции, но, только почувствовав запах разогретой пищи, понимает, как сильно был голоден. Он подхватывает тарелки с горячей едой и несет их в зал. Ставит на столик и порывается помочь Бокуто с какао, но тот лишь отмахивается.
- Лучше найди какой-нибудь фильм. Я почти закончил.
И улыбается.
Почти незаметно, уголками губ, но Куроо вахтает этого, чтобы почувствовать себя неловко и ощутить, как сердце в груди сжимается.
Это глупо, и Куроо все понимает, но идти против собственных чувств у него нет ни сил, ни желания. Он хочет, чтобы Бокуто остался с ним на всю ночь. Хочет встретить с ним Новый год и впервые, за долгое время, хочет быть не один. Но страх услышать отказ сильнее собственных «хочу».
Куроо старается расслабиться, усаживаясь на диване как можно удобнее, но только ёрзает, принимая то одну позу, то другую. В конце концов садится с ногами и мнёт одну из диванных подушек. Размышляет: Бокуто же сам пришёл, с чего ему будет отказываться, если Куроо предложит остаться? В то же время, он мог просто зайти проведать, и ему наверняка будет неловко говорить “нет”. Собственные сомнения Куроо не нравятся. Они напоминают о болезни и о том, как он решает, стоит идти в школу или нет, и чем может аукнуться прогул. Но ведь сейчас Куроо не болеет, и подобные ощущения совсем не к месту.
Перед глазами почему-то всплывает образ Бокуто на площадке - как он трёт свою шею во время тайм-аута. Расслабляя, сам сминает свои мышцы, а потом оборачивается и, увидев Куроо, улыбается. Внутренности обдает жаром, и Куроо кажется, что температура подскакивает на несколько градусов.
Хотя, можно сказать, что он в некоторой степени болен.
Куроо прикладывается рукой об собственный лоб с громким хлопком.
- Кому ты аплодируешь? - интересуется Бокуто, замерший на пороге.
- Просто забыл кое-что сделать, но это неважно.
Куроо отмахивается от слов Бокуто, двигается в сторону, позволяя тому присесть рядом. Их бедра и плечи соприкасаются, и такая маленькая близость никого не смущает. Они негромко переговариваются, почти не обращая внимания на фильм. Бокуто дважды просит добавки, и Куроо в конце концов приносит сразу всю запеканку, которая есть, решая, что остатки он приберет позже. Когда они переходят к какао, оно уже почти остыло, но от того не стало менее вкусным. Палитра пряностей играет на языке, смешанная со вкусом самого какао, и Куроо жмурится от удовольствия, вдыхая его аромат.
- Нравится? - Бокуто едва не светится от гордости, с трудом сдерживая победную улыбку.
Куроо кивает и подавляет в себе порыв навредничать и ответить нет.
- Я знаю, что нравится, это ж, блин, какао, приготовленное мной. Слушай, давай так. Если ты угадаешь секретный ингредиент моего какао, то я исполню любое твое желание.
Куроо не нужно долго думать над желаниями. Они мелькают в мозгу сразу же - воспаленные фантазии о том, как Бокуто стоит перед ним на коленях или позволяет Куроо вылизать свой живот. От представления, как он просит Бокуто взять у него в рот, Куроо давится какао, и то льётся через нос. Бокутозаливается хохотом, бегая вокруг Куроо с бумажными салфетками.
- Идиот. Прекрати ржать, - привкус корицы и гвоздики теперь ощущается и в ноздрях.
Бокуто приподнимает руки, сдаваясь, но хихикать он, конечно, не перестает.
- Я понимаю, что истинные сомелье какао... какаошного? Какаошного дела, господи, звучит ужасно. Так вот, я понимаю, что ты решил подойти к вопросу максимально серьезно и задействовать все вкусовые рецепторы, но, чувак, это серьезно перебор.
Куроо хватает лежащую рядом подушку и замахивается. Бокуто широко раскрывает глаза и подается назад.
- Отложи подушку. Я серьезно, отложи её, а иначе мы зальём какао не только твои джинсы, но и диван.
Куроо нехотя опускает подушку обратно. Морщит нос и фыркает, смотрит на Бокуто с хитрым прищуром, как бы давая понять, что еще будет отомщен.
- Ингредиент, Куроо.
Бокуто смотрит на него с легкой опаской в глазах, будто бы все еще ожидает подвоха, но вскоре расслабляется. Вытягивает ноги вперед, опирается локтями о подушку, глядя на Куроо с интересом.
- Мы уже выяснили, что ты добавил туда тонны любви, - Куроо хмыкает и широко улыбается. - Разве не это - главный ингредиент?
Бокуто фыркает и закатывает глаза. Смотрит прямо, с улыбкой и играет бровями, как бы подгоняя Куроо гадать дальше.
- Может быть это тмин?
Куроо принюхивается к напитку, снова делает глоток, стараясь распробовать, и не может понять..Но это важно - понять, потому что тогда у него появится шанс попросить то, чего он так давно хочет, и иметь при этом возможность все свести к шутке.
Бокуто кривится.
- Я просто пошутил. Подумал, что ты мог бы такого неожиданного туда добавить. А тмин... ну это, знаешь, в твоем стиле. Особенно в какао.
- И какой же у меня стиль? - Бокуто тянется к Куроо всем собой, лицо у него приходит в движение так быстро, что Куроо не успевает разобрать все эмоции.
Но его поза, встопорщенные волосы и приподнятые брови, то, как он сжимает пальцами подушку: это всё - сплошное нетерпение. Нетерпение от того, что же про него скажут, как его оценят, какой комплимент скажут. Куроо хочет рассмеяться, и он хмыкает, глядя на Бокуто.
- Ты непредсказуемый. С тебя бы сталось добавить бекон в какао.
- О, какао с беконом... мое любимое. Но я же знаю, что ты не очень любишь мясо.
Куроо машет рукой над кружкой, как над пробиркой с хлором на химии в школе, ощущает еле слышный шоколадный привкус и лёгкие кисловатые ноты. Пахнет знакомо, но Куроо так и не может узнать.
- Неужели ты, зная мою любовь к рыбе, варил свой чудесный напиток с рыбьими потрохами?
Бокуто смеется. Чисто и громко, запрокинув голову назад. Челка от резкого движения сползает в сторону, открывая глаза. Бокуто без привычной для себя укладки, в свете телевизора, в обнимку с подушкой, выглядит по-домашнему уютно. Правильно. И Куроо совершенно не хочет отпускать его от себя.
- Это было бы слишком даже для меня.
Желание угадать секретный ингредиент становится сильнее.
Его кидает из стороны в сторону – от приправ к фруктам и обратно, вплоть до обычной еды, которую при всем желании никто не стал бы добавлять в напиток. Бокуто каждый раз качает головой, улыбается. Кажется, что десяток «Угадал?» и «Это же оно?» ни капли его не утомляют.
В отличие от самого Куроо.
Он со вздохом ставит уже пустую кружку на пол.
- Сдаюсь.
На душе становится тоскливо – упустил, возможно, единственный шанс.
Бокуто подмечает смену в настроении мгновенно. Сводит брови к переносице и придвигается ближе, смотрит внимательно, а дождавшись, когда Куроо так же посмотрит в ответ, выдает:
- Желток перепелиного яйца.
Куроо не знает, как выглядит его лицо, но в нем явно что-то меняется. Потому что Бокуто распахивает глаза и виновато добавляет:
- Я думал, ты догадаешься!
Тело действует быстрее, чем Куроо успевает что либо понять. В одну минуту он сидит на диване и смотрит на Бокуто, и вот он уже валит его назад, прижимая к дивану. Подушка с глухим звуком встречается с головой Бокуто, слышится полузадушенный вскрик. Бокуто машет руками и ёрзает, что-то кричит, но Куроо так увлечен избиением, что не может разобрать слов.
- Ты придурок, Бокуто! Только ты мог додуматься кинуть в какао яйцо, я бы никогда не смог угадать!
- Куроо, стой! Я требую переговоры!
Занесенная рука замирает в воздухе. Куроо щурится и приподнимает брови.
- Ну?
- Только не бей больше! – Бокуто вскидывает ладони в защитном жесте и с опаской смотрит на подушку. Переводит взгляд на Куроо и обратно, после чего быстро говорит: - Я понял, это было нечестно. И в качестве извинения я все равно исполню твое желание!
- Любое?
- Да.
- Абсолютно?
- Да-да.
- Даже самое идиотское?
- Господи, Куроо, сказал же да!
Бокуто взмахивает руками, случайно попадает по подушке, которую держит Куроо, и та с легкостью отлетает в сторну. Звук, с которым она соприкасается с полом, сливается с глухим стуком сердца, бьющегося, кажется, в ушах. Куроо смотрит на Бокуто – раскрасневшиеся щеки, растрёпанные волосы, блестящие от нетерпения глаза.
Становится неловко.
Куроо облизывает губы, собираясь с силами, и говорит быстро, будто боясь передумать:
- Поцелуй меня.
Кажется, что мир замирает. Бокуто открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба. Куроо, не в силах смотреть на него, опускает взгляд. Глупое желание, дурацкий день. Куроо зажмуривает глаза и мысленно готовится к худшему.
К чему он не готов, так это к ощущению чужих губ на своих губах.
Куроо резко распахивает глаза. Смотрит перед собой, прямо на Бокуто, который совершенно точно его целует.
Куроо позволяет себе расслабиться и снова сомкнуть веки, отвечает на поцелуй мягко и несмело, боясь спугнуть. В груди расцветает ощущения счастья, Бокуто устраивает руки на плечах Куроо, прижимается еще ближе. Прерывать это мгновение не хочется совершенно. Но легкие начинают гореть, и приходится отстраниться, чтобы сделать глоток воздуха.
И тогда мир приходит в движение.
Бокуто все еще близко, все так же цепляется за плечи, и Куроо чувствует, как его дыхание щекочет кожу. На губах появляется улыбка – сначала робкая и неуверенная, но увидев ответную на губах Бокуто,собственная становится шире. Куроо бросает взгляд на часы - почти десять, и если Бокуто хочет успеть домой, то нужно идти сейчас, но отпускать его Куроо не намерен. Поэтому он во второй раз за вечер находит в себе силы совершить, казалось бы, невозможное.
- Давай встретим Рождество вместе?
Бокуто скользит ладонью по плечу, ведет вниз.У Куроо голова начинает кружитьсяот таких незатейливых прикосновений, внутри все стягивается в тугой узел, и хочется повалить Бокуто на диван. Поцеловать снова – жарко, напористо, не сдерживаясь.
Но вместо этого он ловит руку Бокуто в свою, позволяя их пальцам переплестись.
- Давай.
Бокуто кивает и утыкается Куроо в плечо, сжимая его ладонь крепче.
Куроо впервые за много лет не чувствует себя одиноким.
И начинает верить в чудеса.
(пожалуйста, не спрашивай меня, для кого существуют деаноны... )
(ещё не спрашивай, почему я пишу сюда, а не туда в комменты, когда это было ещё АКТУАЛЬНО)
ччччёрт
так вот
МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ
но я потом расскажу, что мне понравилось, потому что сейчас я уже немного без сил
Хотя не сказать, что я удивлена
МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ
но я потом расскажу, что мне понравилось, потому что сейчас я уже немного без сил
аыыы я рада, что понравилось! Буду ждать, когда найдешь силы и расскажешь